Ну да. Давлю на слабость. А какие они у полусотника? Беспомощность — худший кошмар волевого человека, воина, которым без сомнения является Климин-старший… и отцовская любовь. А то, что он в сыне души не чает, видно невооруженным взглядом. Кстати, вполне возможно, что… Ну-ка, проверим!
Вновь поднимаюсь на ноги и, еще миг полюбовавшись видом моего оппонента, касаюсь почти тех же точек на его теле, и полусотник обмякает в кресле. Еще пару минут он не сможет толком пошевелиться от накатившей слабости в теле, но это такие мелочи, право! И пусть еще спасибо скажет, что я не расслабил ему в с е мышцы. Да и амбре в этом случае… Хм, Ладе бы не понравилось, наверняка.
— Это ведь Нестор сообщил вам, где я служу, не так ли? — Протянул я… и ореол вокруг и без того нервного полусотника полыхнул самым настоящим страхом. Есть попадание. — Право, Любим Будеславич, не надо так сверкать глазами. Ответ на один вопрос я получил, но выбор у вас всё тот же. Я по-прежнему хочу знать, откуда ваш отпрыск получил сведения обо мне и… как ему, при этом, хватило ума напасть на супругу служащего Особой Государевой Канцелярии. Неужто, и впрямь, столь огненная страсть в сердце вспыхнула, что он, очертя голову, бросился во все тяжкие?
— Не знаю. — Неохотно прохрипел Климин, осторожно проверяя вернувшуюся подвижность конечностей и зыркая на меня исподлобья. — Может, Сворссон сообщил… Они с Нестором дружны, а более ни с кем из городских голов, что могли бы о вас узнать, он не знаком. Молод еще.
— Сильно сомневаюсь, что капитан Сворссон осведомлен о месте моей службы. Иначе, он бы ни за что не совершил в моем присутствии некоторых действий. — Я покачал головой. — Например, не занимался бы подлогом документов и не нарушал инструкций и правил секретного делопроизводства в части, касаемой определения круга лиц допущенных к лицезрению документов дознания. Я уж молчу о том, что он позволил мне самому скопировать допросные листы, пусть подложные… созданные им самим, по вашему же наущению.
— Что? — Слабо возмутился Климин.
— Представьте себе, и это тоже мне известно, Любим Будеславич. Ну, право же, неужто вы думали, что я не сложу два и два? Не смогу соотнести нашу с вами встречу в участке и последующие действия капитана Сворссона, во время нашей с ним беседы?
— Что вы хотите? — Не знаю, может быть, я слишком сильно надавил на него ментально, но сейчас передо мной вдруг оказался не гордый ушкуйник пусть и бывший, а усталый измотанный человек, понявший, что попал в серьезный переплет. С другой стороны… это же не его жену пытались похитить четыре урода. Так что, совесть — молчать.