Боже мой! Меня бросает в жар, затем окатывает холодом, когда я понимаю, какую неловкость допустила. Джонатан Хантингтон приехал не затем, чтобы встретить практикантку из Чикаго. Он ждал того японского партнера, что за моей спиной, который по жуткому совпадению прилетел одновременно со мной. Я только что страшно опозорилась. Хуже, чем просто страшно. Ужасно, непростительно страшно.
На протяжении нескольких мучительных секунд все молчат, и я внутренне сжимаюсь. От отчаяния зажмуриваю глаза и в тот же миг чувствую, как теплая рука сжимает мою, которую я все еще держу в воздухе.
Когда я снова открываю глаза, Джонатан Хантингтон смотрит на меня. Это его рука сжимает мою. Крепко. Приятно. Успокаивающе. Он улыбается, и я вижу, что на одном из его резцов не хватает уголка. Это придает его улыбке юношеский задор, который стал для меня неожиданностью, отчего у меня подкашиваются ноги. Или, может быть, дело в том, что мне настолько неловко, что мои ноги просто отказываются служить.
— Мисс Лоусон, как мило. — Он по-прежнему понятия не имеет, кто я. Но он спасает меня. Тепло его руки растекается по моему телу.
«Ты должна извиниться и уйти», — громко и отчетливо заявляет мой внутренний голос, но я словно примерзла к асфальту, как загипнотизированная, смотрю на лицо Джонатана Хантингтона и по-прежнему не могу прийти в себя, ошеломленная его привлекательностью.
Затем он выпускает мою руку, и я снова прихожу в себя. Он указывает на высокого японца, возраст которого я затрудняюсь определить.
— Позвольте представить вам Юуто Нагако, моего делового партнера, только что прибывшего из Токио. — Я оборачиваюсь и киваю мужчине, который по-прежнему странно и пристально смотрит на меня.
Джонатан Хантингтон называет также имена четверых сопровождающих, которые молча кивают головами, но я запоминаю лишь то, что высокого блондина зовут Стивен, остальных сразу же забываю. Мой мозг не в состоянии выдать ни одной связной мысли.
— А вы наша новая… практикантка, мисс Лоусон? — продолжает Джонатан Хантингтон.
Он произносит это как-то потешно, и что-то в тоне его голоса вызывает мое сопротивление.
Наверняка страшно высокомерен. Так сказала моя сестра, когда мы вдвоем рассматривали его фотографию. Очевидно, она была права.
С другой стороны, тот факт, что он не выставил меня дурочкой из-за моей страшной ошибки, постепенно просачивается в мое сознание, и моя благодарность перекрывает все остальные ощущения. Если таковы английские манеры, то я с удовольствием смирюсь с некоторой высокомерностью.
— Я… да. Из… Чикаго, — лепечу я, как будто это может объяснить мое дурацкое поведение.