Отец велел позвать меня и четко объявил:
— Завтра для инспекторской проверки прибудет ротмистр Леопольд. Надеюсь, он застанет полный порядок. Смотрите же, если что будет не так — берегитесь!
С тем он меня отпустил.
На следующий день вся семья, выстроенная перед домом в идеально ровную шеренгу, ожидала появления ротмистра Леопольда. Брат должен был прибыть в пол-одиннадцатого, но будильник поднял нас в четыре. Все это время было посвящено учениям, каждый член семьи получил точное указание, как вести себя во время инспекторского смотра, что отвечать, если ротмистр пожелает задавать вопросы. Нервное напряжение росло и к назначенному часу дошло до предела.
Галопом примчались выставленные вокруг вокзала передовые дозоры и доложили, что ожидаемый гость прибыл. Всех нас словно током ударило. Когда показался ротмистр Леопольд, папенька скомандовал: «Смирно!» и вышел ему навстречу. Не доходя до гостя пяти шагов, он остановился и отрапортовал по всей форме. В сопровождении папеньки ротмистр, благосклонно улыбаясь, обошел строй и каждого спросил, нет ли жалоб. Мы отвечали громко и отчетливо, как было приказано. Только маленький Ярослав разревелся и успокоился лишь после того, как ротмистр достал из кармана шинели и протянул ему бисквит. Стараясь утешить мальчика, Леопольд взял его на руки; приласкал и Цтибора, и остальных братьев и сестер, порадовал каждого подарком.
Затем его повели в дом. Осмотрев все комнаты, он остался вполне доволен. Папенька просиял, с его лица исчезла озабоченность, мы облегченно вздохнули, и вся семья во главе с матушкой уселась за стол. Ротмистр Леопольд был ласков и много шутил. Папенька вежливо смеялся каждой его шутке и строго следил, чтобы никто не нарушал общего веселья. К гостю он почтительно обращался в третьем лице, в то время как тот ему дружески «тыкал». Только матушка казалась грустной, ибо уже три дня не получала увольнительной. Она отбывала наказание за небрежность в несении службы: заговорила, не дожидаясь вопроса вышестоящего лица. Однако по ходатайству гостя матушка была прощена.
Во всех прочих отношениях папенька был с нами добр и любил семью на свой грубоватый манер. Следил, чтобы дети хорошо питались, получали образование. Это была более или менее счастливая жизнь, тем паче, что доходы от довольно большого поместья избавляли нас от материальных забот. Одна лишь матушка страдала под гнетом воинской дисциплины; будучи натурой независимой и мечтательной, она не умела с ней смириться.
За нарушение устава она то и дело томилась под домашним арестом, что лишало ее возможности участвовать в общественной жизни. Папенька Вильгельм был врагом женской эмансипации, а к деятельности кружков и обществ питал недоверие. Вот почему матушка выходила из дому крайне редко, и вскоре все о ней забыли. В ее отсутствие просветительское движение в городе и тяга к образованию резко упали. Обыватели возвращались в трактиры и утоляли свой духовный голод картами да пустой болтовней.