Мы прошлись по темному коридору, где прогуливались барышни из педучилища, к которым приставали какие-то подростки.
— Да, чтобы не забыть, маэстро! Наш заместитель председателя, учитель старших классов Кунрад, просил его извинить. У них в семье скарлатина. Господин школьный инспектор уехал в область, а к кассиру — супруга его недавно родила — приезжают свояк со свояченицей, и сегодня вечером ему надо на вокзал. Он тоже очень сожалеет.
Пытаясь отыскать еще одну сигарету и ничего не обнаружив в кармане пиджака, я сунул левую руку в карман брюк. Пальцы погрузились в теплое липкое месиво из кусочков рыбы, турецкого меда и крошек.
Не решаясь вытащить руку, я оставил ее в кармане, в этой вязкой массе, и попросил сигарету у пана секретаря.
— Вместо кассира гонорар вам выплачу я. Сколько мы вам обязаны?
— Да что вы, не стоит об этом и говорить!
— Нет, как же! У вас ведь столько расходов!
— Ну, если только за дорогу…
— Огромное вам спасибо. Мы пошлем вам благодарственное письмо за подписью председателя, старосты… Наверное, уже пора в зал!
К нам подошел гимназист.
— Извините, господин писатель, что такое «имедиатный»? В моем словаре иностранных слов я не нашел.
Я не знал, что сказать. Когда у меня вдруг спрашивают смысл какого-нибудь слова, я почему-то забываю все, что до этого прекрасно знал. Так не раз случалось со мной в гимназии. Но здесь-то причина была в другом. Фраза о том, что новое искусство является имедиатным, импрессивным, антикапиталистическим и мутуально социальным, так мне понравилась, что я ее целиком списал из манифеста наших авангардистов и не успел еще толком над ней подумать.
— Имедиатное, вы спрашиваете? Но это же очень просто, это, как вам лучше объяснить — непосредственное, только чешское слово точно не передает его значение; имедиатное это то, что вплотную примыкает, короче говоря, что хорошо сидит, что попадает в самую точку…
— Спасибо! А «мутуальный»?
— Где здесь писатель Йон? — послышался чей-то бас из глубины темного коридора.
— Здесь, здесь! — живо откликнулся я.— Прошу прощения! — Извинившись, я поспешил на голос.
— Я — Кисела, ты узнаешь меня? — громко спросил идущий мне навстречу человек.
— Господи боже мой! Кисела! Чижик! Старый вояка! — закричал я и потащил товарища поближе к входу в зал, к свету.— Что ты тут делаешь? И откуда ты взялся? Как жизнь? Ведь мы столько времени с тобой не виделись!
— Я здесь работаю геодезистом, у меня трое детей, а как ты?
В обозе Йозефовского полка мы прозвали Чижиком прапорщика Лойзика Киселу, у которого на длинном теле сидела маленькая головка, как у землеройки, чем он очень походил на предмет популярной игры нашей юности, называвшийся «скворцом» или «чижиком».