— Это колоссально! — воодушевился молодой человек.— Я абсолютно с вами согласен!
Я опять уселся за наш унылый стол.
Настроение мое улучшилось.
Захотелось потанцевать с девушками, развеять тоску одиночества в общении с женщинами, что всегда есть лучшее лекарство от тоски.
Но выпитое вино, вместо того чтобы сказать: «Иди!», шептало: «Сиди!»
«Почему же все-таки надо мной смеялись? Разве я читал что-нибудь смешное? Непонятно, хотя, конечно, надо признать, слово очень действует на воображение. Слово оттачивает зрение, слух, обоняние и осязание».
Дывы сыныыкы,
Ны грыстыты ы пытыкы…
Пани воспитательница, все это время сидевшая как на иголках, внезапно одела черную шляпу, пальто и пошла за директоршей, потому что девушек невозможно было ни уговорами, ни силой заставить идти домой.
Я продолжал свои размышления над стаканом вина.
«А может, у меня такая нелепая физиономия, что стоит только предстать перед публикой, и она уже начинает покатываться со смеху! Ужас!»
Пан управляющий наклонился ко мне через стол:
— Я позволю себе, уважаемый пан писатель, сделать одно конкретное замечание по поводу вашей прекрасной лекции, а именно: пчеловодство — это ведь тоже искусство, и какое!
— Разумеется, пан управляющий! — ответил откуда-то прибежавший в пальто и в шапке секретарь. Придвигая ко мне стул, он прибавил:
— Итак, маэстро, я уже договорился с кассиром, поймал его в «Щуке». Сейчас все приведем в порядок! Вот в этом конверте деньги за билеты туда и обратно, и, пожалуйста, распишитесь вот здесь. Благодарственное письмо за подписью председателя и секретаря мы вышлем по почте.
Воспользовавшись моментом, пока мы шептались с секретарем, какая-то молодая женщина негромко спросила у жены директора музыкальной школы:
— Как себя чувствует Петрик?
Мясистое лицо высокой седовласой дамы, видно совсем недавно ставшей бабушкой, расплылось в улыбке. Не обращая внимания на почтительную тишину за столом, она воскликнула энергичным альтом:
— Ах, это необыкновенный ребенок! Представьте себе, он уже сам встает!
Все шестеро членов культурной общины сразу встрепенулись. Шестеро молчаливых участников традиционных посиделок с писателем, как по команде, задвигались на своих стульях, заулыбались и закивали головами в разные стороны — будто на них брызнули живой водой.
— Что, что? — воскликнула пани Мери, опять подсаживаясь к нашему столу.— Петрик Гадрбольцев уже встает? Не может быть!
— Ну зачем бы я стала говорить неправду, пани Жадакова! Сегодня утром мы с дочкой его искупали, он поспал, Андулка постелила ему на пол овчинку и говорит — я слышала это собственными ушами — Петрик, паси лошадок, паси! Я как раз доделывала лапшу, потом вхожу в комнату, а Петрик стоит на ножках! Держится за кроватку! Я от радости так и подпрыгнула, чуть его не задушила…