Во тьме светились лишь два ее передних зуба, широких, точно стамески.
IV
Наверняка никого не удивит, что слава пана Ировца вскоре облетела всю округу. Да это и естественно. К. М. Корявый даже не подозревал, что визит зборжовского старосты возымеет столь сенсационные последствия. Когда прогноз — прошу не путать с «предсказаниями»! — дядюшки Ировца на всю неделю исполнился тютелька в тютельку, общественное мнение, насколько им могли управлять «Чмертовске листы», откликнулось на это событие с небывалым энтузиазмом.
Граф Ногавицкий из Ногавиц, представитель старого дворянского рода, но отнюдь не магнат (ибо в земельных книгах его лист был, к сожалению, чуть не целиком исписан) >{14}, как только прочел в газете Корявого известную вам статью, тотчас подписался на целый квартал вперед, а когда природа явно повела себя по указке «Ч. л.», абонентную плату за подписку прислала и дирекция сельскохозяйственной школы в Пльзени.
«Гонец из Цапартиц» опубликовал против своего журналистского и политического противника яростную инвективу, призывая весь мир в свидетели нравственной катастрофы, «постигшей интеллигенцию самого западного уголка нашей родины», и просил прощения у всех прогрессивных мужей округа за несмываемое бесчестье: разумеется, сама партия прогресса в нем нисколько не повинна, но что поделаешь — оно позорным пятном легло на всю пограничную твердыню нашей отчизны!.. От имени «Гонца из Цапартиц» автор статьи извинялся перед соотечественниками, ибо, по всей видимости, и редакция газеты не держала достаточно высоко яркий факел истинного просвещения, если даже люди, на чью прогрессивность можно было рассчитывать (!), гнусно нарушили (!!) присягу, данную гению современного духа, и добровольно погрязли всеми извилинами своего мозга в тусклой паутине средневековых суеверий, опрометчиво попавшись на удочку какого-то мужлана. В личной его порядочности, конечно, никто не сомневается, но ведь по своему интеллектуальному уровню он далеко отстает от мужей (!) всестороннего академического образования, недюжинного ума и широкого кругозора, кои тем не менее первыми бежали под знамена зборжовского «„Махди“ >{15} или — если угодно — пророка».
Последний удар попал прямо в цель, в самую могучую и самую интеллигентную грудь всей партии, а именно в грудь казначея окружной сельскохозяйственной ссудной кассы Грознаты. Сей муж был широко известен не только как один из радикальнейших прогрессистов, но и как красноречивейший оратор, разивший врагов буквально наповал.
Когда его речь появлялась в печатном органе партии, разгромленные в пух и прах оппоненты немало дивились этой бесцветной бурде, однако на месте схватки Грозната был весьма опасным противником. Самые банальные, самые избитые и даже самые невинные истины он произносил таким зычным голосом, что дребезжали стекла в оконных рамах. При сем все мужские достоинства Грознаты представали в наивыгоднейшем свете. Его широченные плечи содрогались от наплыва чувств, глаза наливались кровью, жилы на шее, на висках и на лбу вздувались, а огромные зубы жутко сверкали меж черными как смоль усами и темной бородой. Если еще добавить, что мышцы на лбу этого атлета были развиты, как у Фидиева Зевса, и во время своих ораторских выступлений он совершал настоящие мимические чудеса, а также что звук «р» он произносил особенно раскатисто, вы во всей красе сможете себе представить сие живое воплощение кипучей энергии. Для полноты портрета небесполезно присовокупить, что особо могуч был затылок Грознаты. Какой-то начинающий городской адвокат позволил себе по его адресу довольно меткое, но вместе с тем весьма непристойное сравнение. Однако оно столь точно обрисовывает фигуру Грознаты (а для нас очень важно, чтобы читатель зримо ее представил), что мы не чувствуем себя вправе делать из него тайну. И если было сказано, что у Грознаты «вместо затылка задница», более картинно его внешность нельзя передать даже красками. Там, где должна бы находиться упомянутая часть тела, он был относительно строен, меж тем как на его затылке толстым кольцом залег жир.