При воспоминании о маньяке у меня в животе похолодело. Евгений Федорович показался пусть малосимпатичным, но таким мирным, домашним… Все-таки я решила удалиться с холодным достоинством. И удалилась бы, если бы физик, вместо того чтоб отпустить мою многострадальную руку, не взялся ее ни с того ни с сего целовать, отчего она стала совсем мокрой. Очень глупая вышла сцена. Наконец, Чепырин выпрямился и сказал каким-то официальным голосом, не похожим на прочувствованные всхлипы по беглой жене:
— Юля! Я очень устал! И я хочу теперь иного. Я заметил… мне кажется… вы ко мне неравнодушны. Вы умны, тонки, душевны. Вы разведены. Вы еще не стары. Прочее не имеет значения. Не попробовать ли нам сблизиться еще больше?
Искренний ответ: «Никогда, хам!» — рвался из моей души, но как-то не выговорился. Я оглядела его представительную фигуру, хороший костюм, атласный галстук, измятое переживаниями лицо и только спрятала озябшую от мокрого руку в карман. Евгений Федорович откашлялся и продолжил:
— Почему бы не попытаться? Это ведь не значит, что все обязательно сложится. Мы, может быть, и не подходим друг к другу интеллектуально, духовно. В интимном плане, наконец… А если да? Что, если да, Юля? Я так устал!
Черт бы побрал его усталость! Тут, конечно, ожидается, что я сказала твердое «нет». Но я снова ничего не сказала. Мне было грустно, в основном оттого, что я одинокая тридцатипятилетняя (это окончательная правда!) женщина со скромной учительской зарплатой. У меня куча проблем, и я не могу просто так разбрасываться приличными вариантами. Время! Моему сыну четырнадцать лет. Я и не заметила, как он вырос. Я долго была молода, беспечна, я так радовалась, что ребенок почти все время торчит у бабушки, моей мамы, а я свободна, могу заниматься собой, могу себя развивать, могу устраивать личную жизнь. «В мягких муравах у нас!» Макс вырос и теперь непонятен мне как, инопланетянин. Он не любит со мной разговаривать. Он практичнее и трезвее меня. А я? Личную жизнь так и не устроила и все так глупо, глупо, глупо!
Я хочу замуж. Я еще больше, может быть, устала, чем этот нелепый физик— рогоносец. Что же мне делать?
— Я вижу, вы не против? — рогоносец облегченно вздохнул. — Может, сегодня же и встретимся? Вечерком? У вас? Мне противна моя квартира, там все напоминает…
Он сник и всхлипнул носом — наверное, вспомнил бесподобные кривые ноги. Но он взял себя в руки и продолжил:
— Итак, вечерком? Я почему-то представляю, что это будет вечер при свечах. Вы такая понимающая, тонкая, чуткая. Мне кажется, вы любите свечи, тихую музыку, мягкую мебель, уют… Все романтичное… В полседьмого не рано? Адрес ваш я знаю, у секретарши выписал. Итак, в полседьмого?