Прошлой осенью в аду (Гончаренко) - страница 46


Глава 7. История моей глупости

Если кто-то уже понял, что глупости я делаю не по глупости, а в основном из чувства долга и еще черт знает почему, тот спокойно может пропустить эту главу. Я бы и сама должна была так поступить и прямо перейти к последующим событиям, однако человек, стащивший баул, слишком основательно отравил мне жизнь. Я не могу просто объявить: баул взял мой бывший муж Сашка Седельников. Непонятно будет, почему я так решила. Надо ведь знать, что Седельников… Или уж сразу по порядку?

Как и все неудачные браки, это был брак по любви. Африканской дикой страсти, правда, не было. Я, молоденькая и прехорошенькая, спокойно радовалась жизни, поклонников у меня было полно, однако ни с того ни с сего мои подруги вдруг начали выходить замуж. Иногда приходилось веселиться на трех свадьбах в неделю. Просто массовый психоз какой-то! А я как же? Ведь мне уже девятнадцать! Я оглядела ряды поклонников — там все сплошь ерунда. Положение безвыходное. Тупик!

И тут появился Сашка Седельников. Уж и не помню, каким образом он, выпускник политехнического, забрел на девичий филфак. Главное, с первой же минуты знакомства он принялся неистово меня завоевывать. Он ослепил и оглушил меня, потому что безумствовал. Как нравятся дурочкам все эти дешевые шикарные глупости — падание на колени, прыгание с моста в неглубокие водоемы, ежеутренние записочки в почтовом ящике. Цветы Сашка дарил снопами. О, эти ведра роз и тюльпанов (как назло, предыдущий мой поклонник — чудесный юноша; сейчас он управляющий банком — изводил меня дежурными полусухими гвоздиками в целлофановых трубочках)! В мой день рождения Сашка ночью вполз по водосточной трубе на четвертый этаж, прошел по карнизу и привязал к ручке моего окна громаднейшую связку воздушных шариков. Сбоку болталась записочка «Я люблю тебя, Юля!» Те же слова, но написанные белой нитрокраской, очень красивыми огромными буквами, в то же утро появились перед моим подъездом на асфальте. Их полустершиеся остатки до сих пор из окна своей кухни видит мама и горько качает головой. Ведь Сашка всех тогда очаровал, причем не одними сумасбродствами. Он еще и высок был, и широкоплеч, он водил за собой табуны друзей и делал для всех жизнь праздником. А какая была улыбка! Я думала, что именно за таких и выходят замуж. Что думал Сашка, я не знаю, но мы поженились. Зачем? Почему? Теперь я догадываюсь: мне льстило Сашкино ухарство, он же просто хотел со мной переспать. Помню, тогда он все уговаривал меня заглянуть на квартиры своих бесчисленных, временно отсутствующих друзей. Еще ему горячо хотелось сплавить мою бабушку на скамейку у подъезда, чтобы потом быстренько, на тахте… Тахта эта была главной мукой и соблазном его жениховства. Так на ней ничего и не вышло: я не смела позволить ему расстегнуть третью пуговицу или застежку на лифчике, пока бабушка гремит посудой на кухне, а мама читает в гостиной «Новый мир». Пришлось пожениться. Вот они, глупые фотографии, где я вся в белом, с целой копной тюля на голове… Этого тюля я хотела куда больше, чем объятий на тахте!