— Нет, ты брюнетом больше на себя похож, Геренний, — заметил Агафангел. — Одна из самых удачных твоих личин. Недаром тебя в Тибур потянуло и к Юлии. Эта хоть и другая, но похожа на ту. Даже волосы покрашены в такой же цвет. Той Юлии ты тоже говорил, что у нее вещи безвкусные.
— Еще бы, — согласился Бек. — У женщин вообще вкус плохой, а Юлия Присцилла вдобавок глупа. Влюблялась по молодости в плясунов, мимов и прочих мерзавцев с подведенными глазами. У них на пустых головах кудри, состриженные с покойниц, в ушах серьги, а зады нежнее их потрепанных щек. Главное, им совсем нет дела до женщин! Глупая Юлия: какой-то урод бренчал на кифаре и доводил ее до слез, тогда как все нормальные люди засыпали. А тупой ретиарий <Ретиарий — гладиатор, вооруженный сеткой, трезубцем и длинным кинжалом>, гнусный Прокул! Хвала богам, он не пережил восьмой схватки! Но он сидел тут и вечно жевал что-то. Быдло! Благородный человек не ест ни стоя, ни сидя! Он жевал что-то и обнимал Юлию рукой огромной, как эта колонна! Я это видел.
Что за бред! Главное, какая-то колонна действительно оказалась рядом. А дороги, домика и холмов уже не было, все окутал туман. Он пах ранней осенью — сухими травами. Я в каком-то ошалении сидела на мраморе, и было уютно, потому что камень, нагретый солнцем, отдавал теперь мне свое тепло. Я сидела и мерно моргала. Сказать было нечего. Я плохо ориентировалась в античности, а двое из троллейбуса теперь задали какой-то античный спектакль. Как раз во время изучения подобных тем в институте я увлекалась танцами и теперь вполне могла сойти за полную дуру со своей горсткой ненужных знаний про Митрофанушку. Была, значит, еще и другая какая-то Юлия, глупая (я-то не глупая!), которая обнималась с толсторуким Прокулом. Интересно, кто она такая? И почему нельзя есть сидя? Я всегда так делаю…
— Твой ум, Юлия, мне не нужен, — ласково промурлыкал Гарри-Геренний и погладил мою руку. С него прыгали иногда искры, но неопасные, бессильные, как солнечные зайчики. — Твоя гибкая, пугливая, чуткая душа отправится в путь, и ты забудешь все лишнее. Есть травки…
— Ну уж наркотики я ни за что принимать не буду, — запротестовала я.
— О нет! Безобидные, скромные травки. Ты ведь, когда суп варишь, наверняка кладешь лавровый лист? А жевать его не пробовала?
— Еще чего! Он горький. Его надо выбрасывать из тарелки.
— Не надо! Только горечь сладка! Твой мозг очистится от суетных, пустых мыслей и от воспоминаний. Зато будущее ты увидишь так далеко, что не поймешь ничего. Понимать — мое дело. Ты только скажешь, что видишь.