Призыв было излишним – «местный босс» и так направлялся к ним. Его сопровождали двое. Слева шагал коренастый парень в меховой куртке и штанах, с необычайно широкими плечами, низким выпуклым лбом, маленькими глазками. Голова у него была очень крупная и будто клонила его к земле, он шел сгорбившись, вытянув вперед шею. В руках короткое копье. У третьего, уже знакомого часового с крыши, был самострел: тетива, пружина, ложе с выемкой, где находилась короткая стрела.
Они остановились перед клетками, и Химик исподтишка уставился на босса. По морщинистому бледному лицу трудно было угадать точный возраст, но наверняка сильно за сорок. В отличие от остальных, подстрижен, хотя и неровно, и побрит. В очках левая стекляшка треснула, сломанная дужка скреплена проволокой. Двое других встали по бокам от него. Лобастый копьеносец переминался с ноги на ногу, сопел. Вид у него был угрожающий, да и чутье гипера подсказывало: непредсказуемый, опасный.
Старик-гипер затих, а самочка тихо заскулила, и юный самец зашипел на нее.
Все молчали. Равнодушный взгляд очкастого переходил с одного пленника на другого.
– Кто из вас убил Мари? – спросил он.
– Это ты о ком? – тут же откликнулся Пригоршня. – Ты местный вождь? Так, а ну скомандуй своим, чтоб нас отпустили, где это видано, чтоб живых людей – да в клетки? Мы вам звери, что ли?
– Мы не знаем ничего ни про какую Мари, – подал голос Тоха.
Вожак еще раз по очереди окинул пленников взглядом и повернулся, чтобы уйти. Тогда Пригоршня, не выдержав, заорал:
– Эй, куда пошел! Очкастая морда, я с тобой говорю! Вы зачем нас сюда посадили, козлы патлатые?!
Главарь дикой стаи, снова повернувшись к клеткам, поглядел на него, как на пустое место.
– И не моргай тут на меня! – разъярился Пригоршня. – Тебе второе очко на морде расквасить?!
Лобастый глухо зарычал и подался вперед, выбросив перед собой копье. Наконечник скользнул между прутьев, почти ткнул Пригоршню в грудь, тот едва успел отскочить, налетел спиной на стоящего позади Василия Пророка и заорал:
– Ну, ты, Чикатило, в задницу себе свое копье засунь!
– Спокойней, Бо, – негромко сказал человек в очках.
– Ругается на тебя, – проворчал лобастый. Голос звучал невнятно, слова сливались, разобрать их было трудно. Так мог бы говорить медведь.
– Оскорбляющий прежде всего оскорбляет себя, Бо. Запомни это.
Лобастый рыкнул в ответ совсем уж неразборчиво, отступил и упер копье в землю. Химик заметил, как между кустов слева появилась голова Литы. Она обжигала пленников злым взглядом, будто примеривалась, в кого первого позже воткнет нож.