“Только романтизма мне теперь и недостает, — подумала Вика. — И романтика с лысиной гениального Жванецкого. Всем остальным я уже обеспечена: с работы меня после сегодняшнего, конечно, вышибут, бандиты с ног сбиваются, чтоб меня прикончить, а завтра чернобровый следователь Пролежнев потащит меня глядеть на покойника по фамилии Всяких. Вот это жизнь! Как в Парагвае! Но, может быть, эта несчастная старуха не так уж неправа. Сейчас самое подходящее время рассказать Гузынину о том, что произошло сегодня. Надо же что-то делать дальше — скрываться от банды Очкастого, например”.
Вика набросила на плечи куртку и вышла на крыльцо. Пока глаза привыкали к темноте, она никак не могла определить, где Гузынин. Холодное синее небо было полно звезд (Вике даже казалось, что их много больше положенного), зато на земле царила сплошная, непроглядная чернота. Пахло свежестью и волей. Через несколько мгновений Вика уже сумела увидеть желтый “Москвич”. Гузынин приткнул машину на выезде у главного корпуса — побоялся съезжать с крутой горы. Тишина стояла вокруг, и, как всегда, где-то в самой глубине этой абсолютной тишины жил слабый, непонятный, непрекращающийся гул. Или это поезд далеко идет? Или стучит движок в Дряхлицыне?
— Виктория Сергеевна! — тихо позвал голос Гузынина. Так вот он где, романтик! Теперь видно, что он стоит на дорожке под елками. Вика решительно направилась туда.
— Юрий Петрович, я вам должна сказать, — начала она резко.
Гузынин зашевелился в темноте и приложил палец к губам.
— Тише! — прошептал он. — Здесь нельзя говорить так громко. Все спит. Даже какие-то птицы — здесь, над нашими головами, в гнездах — тоже спят.
— Это вороны. Подумаешь! Даже если я их вспугну, завтра днем они отоспятся. Какие у них проблемы?
— Никаких проблем! Нигде. Ни у кого. Только тишина. И столько звезд! Посмотрите! Даже думать страшно, что это все не просто блестки на синем полотне. Они страшно далеко, причем одна звезда дальше, другая ближе, и многие невыносимо пылают, а только отражают свет, хотя выглядят не хуже горячих; одни рождаются, другие умирают или умерли уже…
Вика подняла голову, и невообразимые дали тихо опрокинулись на нее. Какие из звезд сейчас умирают? Ведь каждая светится! Чем дольше на них смотришь, тем ближе они придвигаются, роятся перед самыми глазами и даже, кажется, шуршат сухо и нежно, как елочный дождь, совсем рядом шуршат, а под ногами пустота, бездна. “Где это я?” подумала Вика и не сразу сообразила, что целуется с Юрием Петровичем, а в щеку ей колючим неживым пальцем тычется еловая лапка.