Вика передернулась:
— А у нас в отделе… тоже?
— Жучки? А как же! Полно в каждой щели. Фиксируют, как Натаха печеньем хрупает, как у Савостикова в брюхе бурчит. А телекамера наша за пилоном. На третьем этаже тоже есть, напротив большого лифта — это я точно знаю. Главное, все записывается и хранится потом неизвестно сколько в службе безопасности. Зомби пленочки берет и персонал фильтрует. Видит, остановились в коридоре две ротозейки посплетничать — ап! и сожрал с кишками. Кадры подбирает один к одному, идиот к идиоту. Сам-то он, кажется, тоже со справкой. Во всяком случае, психоаналитика посещает — это я точно знаю тоже. Ляжет там, наверное, на кушетку и начинает скрипеть, душу открывать — мол, по пятницам у меня запоры, а в школьные годы я вожделел гардеробщицу. Психоаналитики всегда про разную гадость опрашивают.
— Но ведь невозможно так жить! — в смятении воскликнула Вика.
— Так не ложись на кушетку! Психоаналитики шарлатаны и лжеученые.
— Я не про них, а про то, что кто-то, оказывается, все время нас подслушивает, за нами подглядывает, нас оценивает… Да не кто-то, а этот ужасный Гусаров!
— Плюнь. Я же плюю! Да пусть Зомби на меня хоть из унитаза глядит — я и туда плюну.
— Вам легко. Вы сильная.
— Не сильная, а битая жизнью, — назидательно возразила Елена Ивановна, хлебнув кофе и одновременно пустив дым носом, как дракон. — Поживи с мое — и перестанешь о смысле жизни думать. Невозможно штаны через голову надеть, прочее легко осилить. Вот смотри: “дыша духами и туманами”…
Вика проследила направление взгляда Елены Ивановны (а глаза у той были небольшие, круглые, зоркие — орлиные!) и заметила в коридоре невесомую фигурку Клавдии Сидоровой. Елена Ивановна сипло и немузыкально запела:
И даже пень
В апрельский день…
И спросила:
— Сколько ей лет. Викуля как думаешь?
— Пятьдесят… пять? — Неуверенно попробовала Вика угадать.
— Семьдесят восемь.
— Не может быть!
Точно. По паспорту. А на самом деле и того больше. Трудится, конечно, старушка много — гимнастический зал, косметичка. Шесть подтяжек, и таких тугих, что вон и рот не закрывается. Сделано в Швейцарии! Плюс платьице от Лагерфельда. Результат: пугало пугалом. На вид, конечно, подросточек, но ста четырнадцати лет. С рахитом и склерозом.
— Издали она смотрится неплохо, — не согласилась Вика.
— Смотрится, если у тебя минус восемь на каждом глазу. И ведь бедняга глупа, как полено, почему и консультирует по деловой этике. Еще бы! Иванов-Люксембургский ни в чем не может отказать тете.
— Она ведь, говорят, его воспитала?
— Ага. Пока мамочка в тюрьме сидела за растрату, за крошкой тетя присматривала, потому как сама к тому времени освободилась.