Анна не захотела верить подобной чепухе.
— А ваш любимый муж? — сощурилась она.
— Он тоже будет устроен. Мы уедем, не беспокойся. Андрей уже всё подготовил, он знает, что…
— А его творчество? Разве он при вас сочинять сможет?
— Зачем сочинять? У нас будут деньги. Уже есть кое-что. В конце концов, Андрей начнёт преподавать, чтобы нас обеспечить. У него имя, его произведения исполняются…
Анна вскочила, задев разгорячённым лбом низко подвешенную лампу:
— Его произведения? Ты собралась за счёт его произведений жить, старая грымза? Ты-то тут при чём?
— Не твоё дело. Это ты не при чем. Перестань орать и убирайся, — тихо сказала Ирина.
Её задор почти прошёл, но руки ещё тряслись, а в глазах показались слёзы. Она постаралась с достоинством откинуть назад голову и повторила:
— У-би-рай-ся!
Упрямства в её голосе больше не было. Растрёпанная, широкоплечая, сильная Анна стояла над ней. Абажур всё ещё угрожающе раскачивался из стороны в сторону. Ирине Александровне стало страшно.
Ты веришь в его сказки про Европу? — засмеялась Анна.
Андрея Андреевича она знала отлично и приготовила то страшное оружие, которым можно сразить соперницу:
— Андрей тебе врёт! Он всегда врёт, чтоб никого не обидеть. Он добрый, он ссор не любит. Да он просто не знает, как избавиться от тебя с твоими соплями и с твоей чокнутой семейкой!
Ирина Александровна замерла. Только её ресницы дрожали, будто в глаз что-то попало.
— Ну, подумай, зачем ты ему? — ухмыльнулась Анна. — Ты хоть в зеркало-то смотришься? Знаю — смотришься, причём с утра до вечера. И что там видишь? Себя любимую. Потрёпанную и облезлую. А Андрей у нас молоденьких любит, это известно всем. Да и ты в курсе!
— Какое ты имеешь право говорить мне «ты»? — попробовала сопротивляться Ирина.
— «Ты» не нравится? Правильно, что не нравится. Старухам положено говорить «вы». Ещё им зубы железные вставляют без очереди, место в трамвае уступают. Только не в Европу везут! А ты — нет, вы! — и уши развесили? Да не нужна ты ему, он на твою стерву дочку запал. Все знают!
Никто не знал ничего подобного. Это само собой, в злобном вдохновении выскочило у Анны из того омута обид, который долго копились в ней. Со дна, из глубины вынырнуло, из самой мутной и горькой черноты!
Анна сама не подозревала, что сможет такое выговорить. Оказалось, это легко и весело, хотя в первую минуту от гадких и несправедливых слов у неё даже под лопаткой закололо.
Ирина Александровна посерела и задохнулась:
— Ты с ума сошла? Замолчи!
Только нельзя было уже остановить Анну, которая неслась, не разбирая дороги: