Но Самоваров соврал. Он сказал, что плохо спит ночью, тоскует по утрам и очень возбуждён в предвечерние часы. Пока он всё это рассказывал, едва снова не заснул. В какую-то минуту противоположная бледная стена заволоклась в его глазах мутью, а настенный Зигмунд Фрейд явственно зевнул во всю бороду.
Самоваров встрепенулся и постарался нагнать на себя возбуждения. Он заявил, что всё благополучно в его жизни, но депрессивное состояние возникло и не уходит.
Алла Леонидовна попросила рассказать о самых ярких или повторяющихся снах. Самоваров передал такое сновидение: будто он в Кремле, и его только что назначили в правительство. Он же, бегая по раззолоченным палатам и толкаясь среди высокопоставленных, смутно узнаваемых лиц, никак не может найти туалет, куда ему приспичило.
Этот разовый сон он выдал за навязчивый. Алла Леонидовна понимающе кивнула красивой проседью. Она поинтересовалась детством Самоварова. Очевидно, именно там завяз корень его теперешних проблем.
Самоваров к вопросам подготовился. Не подглядывал ли он в раннем возрасте за интимной жизнью родителей? Подглядывал, но неудачно. Мастурбировал ли он? Часто и успешно. Самоваров помнил советы Аллы Леонидовны драмкружковцам с телевидения и знал: если он отречётся от мастурбирования, его, чего доброго, примут здесь не за угасающего от депрессии, а за буйно помешанного. Испытывал ли он в детстве возбуждение и сексуальную агрессию при виде полых предметов — кастрюль, стаканов, строительных труб, водопроводных кранов? Знакомо ли ему, напротив, чувство безотчётной гордости при виде предметов продолговатых, твёрдых и упругих — копчёных колбас, бананов, сложенных зонтиков, молотков, столбиков собственного кала?
Последний вопрос Самоварова несколько озадачил. Что мастурбировать нужно, он знал. Но каково в психоанализе отношение к этим самым столбикам?
Алла Леонидовна воспользовалась замешательством пациента. В мгновение ока она мягко выудила из закромов самоваровского подсознания давнюю и многозначительную историю. Дело в том, что Самоваров и его сосед Вовка, будучи оба лет семи, однажды на пару нагадили в живописной беседке Комсомольского парка. Потом они засели в недальних кустах и очень радовались, наблюдая контраст между лирическим настроем входящих в беседку и всеми оттенками их ужаса, гнева и отвращения на выходе. Какой-то дядька, оглядываясь и держась за живот, вбежал в беседку на всех парах, но тут же пулей выскочил оттуда. Он потом долго шаркал подошвами об изумрудную траву газона и бранился причудливым матом. Самоваров с Вовкой, наверное, как раз и испытывали в ту минуту искомую Кихтяниной гордость?