— И кто же эта высокомерная пакеха? — поинтересовалась Оливия. Как это ужасно — потерять отца, да еще и остаться с тяжелобольной матерью! Оливии даже подумать о таком было страшно.
— Эта миссис Брэдли!
— Она тебе не нравится?
— Нет, не очень. Я не люблю белых.
— Вообще? — насторожилась Оливия.
— Я Анару, — вдруг мягко произнес он и подвинулся ближе к ней.
Это немного смутило девушку.
— Анару, ты действительно не любишь пакеха?
— Нет, но я могу передумать, — негромко произнес он и нежно коснулся носом ее носа. А потом без предупреждения прижал свои губы к ее губам.
Оливия испугалась и хотела ударить его по щеке, как обычно поступала с бесстыдными юношами. Но тут он требовательно обнял ее, и девушка вдруг поняла, что не в силах сопротивляться этому напору. Она просто не мешала ему. Более того, она почувствовала, что у нее закружилась голова, — но это было приятно. Не так, как если бы она собиралась упасть в обморок. По телу побежали мурашки. Почувствовав у себя во рту кончик его языка, она негромко вздохнула. Ей хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось, но он уже прошептал:
— Скажи мне, как тебя зовут.
— Оливия, — вздохнула она, подставляя губы для нового поцелуя, который оказался более глубоким, чем первый.
Молодые люди осмелились немного поиграть языками, но юноша снова первым отнял свои губы от ее губ, оборвав этот чудесный сон.
— Вообще-то, я не люблю пакеха, но ты мне нравишься. Однажды я на тебе женюсь, — тихо вздохнув, заявил он и опять нашел ее губы.
Оливия не сопротивлялась. Но тут раздался резкий голос:
— Ах ты, бесстыжий мальчишка!
И оба испуганно отпрянули друг от друга.
Над ними, словно богиня мести, стояла Марианна. Она замахнулась и ударила дочь по щеке. А потом заорала на Анару, ударив и его тоже:
— Убирайся отсюда, бесстыжий соблазнитель!
Молодые люди, словно окаменев, сидели на скамейке. Неожиданно подошла Руиа. Она, казалось, дрожала всем телом.
— Анару, пойдем, пожалуйста! — попросила она, но юноша даже и не сдвинулся с места.
Он твердо и уверенно произнес:
— Оливия, помни о том, что я пообещал тебе, и однажды мы…
— Не смей прикасаться к моей дочери! — заорала Марианна, будучи вне себя от гнева, и попыталась оттащить юношу от дочери за волосы.
— Я обещаю вам, мисси, это больше не повторится, — громко всхлипнула Руиа, но возмущение Марианны не знало границ.
Она терпела лишения последних лет, отказывала себе в столь многом, чтобы ее дочь могла составить хорошую партию, не для того, чтобы та позволила соблазнить себя немытому мальчишке-маори.
— Вон из моего дома! — словно обезумев, вопила Марианна. — Оба! И не смейте попадаться мне на глаза!