Когда речь зашла о делах Алана, мать принялась настойчиво расспрашивать ее, а вот насчет Хелен не проронила ни слова. Оливии было больно из-за того, что мать даже не пытается скрыть свое равнодушие, когда речь заходила о ее внучке. У Хелен никогда не было ни малейшего шанса завоевать расположение и любовь бабушки. В отличие от недосягаемой Элизабет.
— Ты ведь пока что побудешь здесь, правда? — спросила Марианна, выжидающе глядя на дочь.
Оливия судорожно сглотнула, прекрасно понимая, что не выдержит и дня. Втайне она уже мечтала о том, чтобы завтра вместе с Дунканом и Джоном Харпером отправиться восвояси, и представляла, как будет сидеть в экспрессе, везущем ее в Окленд. Джон Харпер! Она искренне надеялась на то, что никто не скажет матери, что он приехал сюда в качестве ее сопровождающего. Женщина и сама не понимала, зачем привезла его. Она не испытывала к нему никаких чувств. Ни больше, ни меньше, чем в юности. Вообще ничего! И, несмотря на это, она позволила ему убедить себя в том, что ей обязательно нужна поддержка. При этом пришлось еще терпеть недовольство Дункана. Во время путешествия он не скрывал, что присутствие адвоката раздражает его.
— Девочка моя, останься, прошу! Ты нужна мне.
От страха, что мать прочтет на ее лице желание сбежать, Оливия не знала, куда девать глаза. Нервно окинула взглядом комнату. Посмотрела на постель, потом на комод, потом опять на постель.
— Мне кажется, тебе нужно немного поспать! — наконец пробормотала она. Затем с тоской поглядела в окно, словно могла взлететь, как альбатрос, и улететь далеко-далеко отсюда…
— Ты знаешь, что я теперь калека? — раздался голос Марианны в наступившей тишине.
Оливия хотела соврать, сказать, что не знает, о чем говорит мать, но это было бессмысленно. Она кивнула.
— Врач сказал, что надежды нет. Гордон уже делает для меня инвалидную коляску.
— Ах, мама! — вырвалось у Оливии, и она закрыла лицо руками.
— Не плачь, — попыталась утешить ее Марианна. — Я же раньше просто лежала в кровати или сидела на террасе и смотрела на озеро. Главное, что ты со мной. Моя единственная послушная девочка.
— Может быть, Абигайль тоже приедет, — заметила Оливия и испугалась, увидев, как при упоминании о младшей сестре мать тут же ожесточилась.
— Я не хочу слышать ее имени в своей комнате! Ты поняла? И видеть ее больше не хочу. Даже если она приедет посмотреть на мои страдания.
— Да, мама! — С этими словами Оливия вскочила со стула. Она не выдержит больше ни одной минуты. Запах серы, предчувствие смерти и воспоминания о безвозвратно ушедшем детстве. Она уже не принцесса. И очень давно! Да еще эти кошмарные головные боли…