У него внутри тоже была пустота, хотя подбородок его не дрожал, глаза не расширялись, а сердце никогда не давало сбоев. Он ничем себя не выдавал – он был тем самым колодцем.
Жизнь Евы тоже была изломана – подобный узнает себе подобных, – но не так круто, как его. Она считала, что жестокость не возникает ни с того ни с сего, тому должны быть причины.
– Не существует никаких «и», – тихо сказала Ева. – Почти целый год мы с Гогом жили одни в этом лесу. Можете себе представить, какое это было страшное время, если я не умела даже развести огонь.
Он смотрел на нее, она – на него, а потом неожиданно полезла в свою сумку, немного неуклюже из-за связанных рук, и вытащила оттуда свернутые в трубку листы пергамента.
– Regardez[10], рыцарь Джейми. – Это отец Питер сделал для меня. Великолепно, не правда ли?
Джейми с хрустом развернул толстые шершавые пергаментные листы и склонился над рисунками. Конечно, они великолепны. Если такое возможно, они еще прекраснее, чем иллюстрированные манускрипты, которыми прославился отец Питер. Они требовали времени и кропотливой работы… и не могли быть просто набросками или праздными зарисовками. По-видимому, на создание этих миниатюрных картин Питер Лондонский потратил больше сил, чем на создание некоторых своих величайших творений в аббатствах от Вестминстера до Йоркминстера.
И они предназначались Еве.
Он быстро пробежал глазами текст, хотела она того или нет, – впрочем, она могла догадаться, что он это сделает. Тогда, на постоялом дворе, он искал у нее только оружие – на письма не было времени.
Всматриваясь в паутину латыни одного из величайших мыслителей и художников их времени, он видел слова, не заслуживающие внимания. Возможно, необычность использования в послании чернил и бумаги что-то кому-то говорила, но во всем остальном это были вполне обыкновенные слова, которые дядя мог бы написать любимой племяннице, упоминая смену времен года, интересуясь, как растет Роджер, мягко укоряя за то, что не потратила те небольшие деньги, которые он прислал ей на покупку новых туфель.
Но именно этой своей прозаической обыденностью оно и представляло огромную важность.
– Теперь мы не всегда вместе, поэтому отец Питер пишет мне письма. Я читаю их, наслаждаюсь рисунками, которые он оставляет на полях, и пытаюсь перенять его великий талант. Своего у меня нет. – Она жестом указала на дверь хижины, которую когда-то расписала.
Джейми не согласился. Рисунок выглядел так, будто кто-то сотворил волшебство черными линиями. Плавными четкими тонкими линиями, сливавшимися в толстые изогнутые, которые потом сужались до остроты кошачьего когтя, она создала прекрасное волшебное царство.