, закрывавшее то, что, как она предполагала, называлось кольчугой, хотя имелась еще и рубашка с длинными рукавами, словно для того, чтобы замаскировать все, что ниже пояса: и сюрко, и рубашка, с разрезами по бокам, свисали до середины бедра. Ансамбль завершали грязные сапоги высотой до колен. Но задержало внимание Евы гораздо дольше, чем необходимо, не это, а темные лосины, туго обтянувшие его мускулистые бедра.
Наконец она перевела взгляд вверх. На его тонком черном сюрко не было герба, а на одежде – опознавательных цветов. Однако у каждого или имелся господин, или он сам был господином, и наводящий страх беспощадный наемник не исключение – он определяет свою приверженность, как правило, английскому королю. Все знают, что заявить о себе так совершенно несложно.
Только Ева почему-то не могла поверить, что такое… великолепие может быть таким ужасным. А он, безусловно, великолепен, до последней черты по-мужски великолепен: высокий, поджарый, энергичный, с проницательным взглядом – ни дать ни взять зверь, полный сил.
Оглянувшись и увидев, что она не выполнила его указание, Джейми нахмурился и проворчал:
– Я же сказал: сядьте. И сидите.
Она прищурилась и едва слышно гавкнула.
Джейми застыл.
Остальные посетители бара были слишком пьяны или заняты, чтобы обратить на это внимание и проявить интерес к тому, что женщина гавкает на мужчину, в отличие от ее сопровождающего, который не был ни тем ни другим. Судя по выражению его лица, он был явно ошарашен и, возможно, рассержен.
Ева села спиной к стене.
Большинство столов было занято; кроме того, многие посетители стояли небольшими группами, пили и смеялись. Были здесь как мужчины, так и несколько женщин. В прикрепленных к стенам железных кольцах горели факелы, проливавшие красновато-желтые лужицы света на пол, а каждый стол освещали сальные свечи, плавающие в растопленном жире. Мужчины в коротких сапогах и плащах в дальнем конце узкого помещения сгрудились вокруг игроков в кости и подбадривали их криками. Кости со стуком прокатывались по крышке стола к стене, и когда кто-то выигрывал, раздавался рев.
Никто не пытался унять шумное веселье. В эти дни, когда страна балансировала на грани мятежа, никого не волновала таверна, открывшаяся после большого пожара.
Ее спутник вернулся к столу вместе с подавальщицей, которая несла две кружки. Эль, решила Ева, взглянув на мутное коричневатое пойло, и сообщила ему:
– Сколько бы это ни стоило, вы платите слишком много.
Он несколько секунд смотрел на нее, словно обдумывая тактику поведения, – возможно, решал, вонзить ей кинжал под ребра или нет. Но, хорошо это или плохо, кости уже брошены и оставалось только надеяться, что этот мерзавец не имел желания нанести ей удар прямо сейчас.