«Как сумасшедшего? Габриэль, ты и есть сумасшедший».
Резкая боль сковала его сердце, а душу разрывал гневный протест. Но как можно не соглашаться с этим? Ему ведь становится все хуже, и это очевидно. Как долго Габриэль еще продержится, пока безумие не овладеет им всецело?
– Ты проснулся.
Он вздрогнул, вновь услышав во тьме мелодичный голос. Тяжелый бархатный полог слегка отошел, и Габриэль увидел силуэт стройной женщины. Но дамам не дозволялось посещать мужчин в Викеринг-плейс. Он что, ошибся? Изящные формы светились истинной женственностью, и их никак нельзя было принять за мужские.
Должно быть, приступ безумия еще не закончился. Он ведь знал, что в бреду иногда разговаривает с несуществующими людьми.
– Жар, кажется, спал, – радостно кивнув, промолвил плод его воображения. – Прибавим свет? – предложила она.
Сам не зная почему, Габриэль согласился. С ее появлением он почувствовал долгожданную защищенность. Он от всей души желал взглянуть в лицо своему таинственному видению, так как знал, что это принесет ему спокойствие – даже если он никогда больше не вспомнит его.
Незнакомка подошла ближе и немного сдвинула занавеси. Раздался грубый шорох ткани. Под полог проник дневной свет, проясняя форму носа, изгибы губ, наклон подбородка женщины…
О нет. Нет, нет, нет, нет, нет. Габриэля сразил исступленный поток пробудившихся чувств.
«Пенелопа?»
– Ты знаешь, где находишься, Габриэль? – спросила она.
Должно быть, ему не удалось скрыть свои чувства, и поэтому Пенелопа успокаивающе подняла руку.
– Хорошо, если нет, – добавила девушка.
– Конечно, я знаю, где я, – будто в свою защиту ответил он, чувствуя, как начинает терять самообладание под натиском стыда и смущения. Стыда перед всеми, кто видел его таким. А к очевидцам прибавилась и Пенелопа… Какого черта она тут делает? Он не видел ее два года. Она ведь и знать не должна была, что он здесь, так? Нет, это не может быть реальностью.
Габриэль проморгался, чтобы избавиться от сухости в глазах и лучше рассмотреть посетительницу. Пенелопа была одета во все черное, как в день похорон Майкла. Но почему? Ведь женщине полагается носить траур лишь в течение полугода после смерти супруга. Пенелопе давно следовало отказаться от этой унылой одежды и подобрать себе что-нибудь более веселое, под стать возрасту. Разве настоящая Пенелопа не была бы сейчас одета во что-то более светлое?
Значит, это его воображение? Габриэль решил проверить: задать ей вопрос, ответа на который кроме подлинной Пенелопы и его самого никто не знает. Он мрачно усмехнулся. Дурак. Раз он знает ответ, так и придуманная им Пенелопа тоже. Чтобы выяснить правду, нужно найти другой способ.