– Потому что я уже помогала солдатам, страдающим от боевого посттравматического синдрома…
– Да-а, – противно протянула Амелия. – Аллен поведал нам, как именно вы им помогаете.
Пенелопа возмущенно фыркнула, Габриэль же покраснел.
– Все, хватит! – прорычал он. – Я не позволю вам оскорблять Пенелопу! – Эдвард и Амелия смотрели на него широко раскрытыми глазами, и Бромвич выпалил на одном дыхании: – И я не вернусь в Викеринг-плейс.
– Но, Габриэль, твои приступы… – запротестовал брат, взгляд которого выражал искреннюю обеспокоенность.
– За последние шесть недель у меня ни одного не было, – ответил Габриэль. – Раньше же они у меня повторялись самое большее через две недели – обычно чаще. Лечение Пенелопы помогает, Эдвард.
Эдвард округлил глаза в изумлении.
– Аллен допускает, что периоды ремиссии вполне возможны. И это совсем не значит, что помешательство не вернется вновь.
– Ваш брат не сумасшедший, – твердо сказала Пенелопа. – Он просто страдает от посттравматического синдрома. Ужасы, которые переживают солдаты на войне, часто оставляют шрамы не только на теле, но и в душе, они оседают в сознании. Я признаю, что приступы Габриэля были весьма пугающими. Были! Как он сам сказал, за последние недели не наблюдалось ни намека на приступ, и в настоящее время мы излечиваем другие симптомы. Уверяю вас, нет никаких причин для серьезных рецидивов.
– Не сумасшедший, говорите? – спросил Эдвард.
– Именно так, – кивнула Пен.
– Полагаю, это решать суду лорда канцлера, – вновь встряла в разговор Амелия, поспешно перебирая пальцами.
Эдвард испуганно вздрогнул, но все же вполне невозмутимо извлек из кармана запечатанное письмо и протянул брату.
Это еще что? Судя по сверкающим триумфом глазам Амелии, письмо не предвещает ничего хорошего. Онемевшими пальцами Габриэль сломал печать и принялся читать.
«Единогласным решением комиссии в данном письме, скрепленном печатью Королевства Великобритании, сообщаем, что Габриэль Деверо к десяти часам по полудни 27 марта обязывается явиться в Лондон, дабы предстать перед двадцатью четырьмя представителями закона для подтверждения своей дееспособности или же для закрепления за его персоной статуса душевнобольного.
Явка обязательна и отказу не подлежит».
Габриэль, казалось, перестал дышать. С его дыханием, он чувствовал, остановилось время.
– Когда вы обратились за этим? – спросил он, надеясь, что никто не заметит предательской дрожи в его голосе.
– Около шести недель назад, – ответил Эдвард.
– Но ваша матушка сказала мне, что никто не подаст прошение в комиссию до тех пор, пока я не смогу опробовать свой метод! – воскликнула Пенелопа.