) – чего-то он похудел за это время. И вид у него очень серьезный. Бедный мальчик, что-то с ним?..
Кажется, я фантазирую страшно много – и из-за своих фантазий прогляжу реальную действенную жизнь. И как же это – научиться жить? Не в книжках, не в фантазиях, а по-настоящему? С людьми, а не с измышлениями?..
11 июля, среда
…И сегодня я в Церкви была.
И душой, наконец, отдохнула.
Вновь на жизнь посмотрела светло,
полной грудью свободно вздохнула…
Это – Лидина ласка опять мне проглянула светом и счастьем, и цветы зацвели, и взошло солнце – вслед за тоской и ненастьем.
Да, Лидочка (Лазаренко-Гангесова) пришла вчера ко мне:
– Пойдем гулять, пойдем со мной! Поговорим…
Дрогнули губы, я вернулась, двинулась – чтобы одеться. Она удержала меня, обняла, погладила тихонько по спине, щекой ласково прижалась… Сказала:
– Все-таки я верить не хочу, что ты окончательно возненавидела меня, Нинуся. Тем более что я – такая же, не изменилась нисколько и не изменила своего отношения к тебе…
Разве я могла что-нибудь сказать, что-нибудь ответить? Почувствовала только, что лед и жесткость растаяли в зачерствевшей душе – и снова слезы…
Мы пошли. И пришлось мне опять рассказать и про Ло, и про то, как я его дразнила, и как больно делала ему, и доводила до дерзостей, и что мне не жаль его было нисколько, хоть и больно было мне самой… И на ее (Лиды) советы говорила, что «возможно – не много ему отпущено жизни», что не могла я иначе все-таки, хоть и знаю, что мне это неполезно, а «ему и положительно вредно»…
Укоряла она снова:
– Не дразни, не гони и не ссорь его с Демьяном (Кулишом)! Видишь – какой он (Ощепков) горячий? И зачем Демьяна привечать, если он и в самом деле нехороший?..
– Он – очень неглуп, поговорить с ним можно, развлечься. А ко мне он приходит разговаривать. Но что он – нехороший, это может быть…
– Пошловат? Бывает, часто – в соединении с умом. Так не надо его!..
– Зато он (Кулиш) ничего не понимает…
– Это – хорошо…
– И все в телеграфе знают – видят, что я веселая, приходят ко мне – посмеяться и привести себя в хорошее настроение, позаимствовав от моего.
– И это хорошо… А того (Ощепкова) – пожалей!
– Не могу сейчас…
– Всегда надо жалеть. А таких людей, которые к тебе расположены дружески, – особенно.
– Подожди, Лидочка, я пожалею. Не сейчас еще, а вот…
Отойду немножко!..
– Неужели ты это еще с тех пор?.. Ну, пойми – это было решено нами четверыми…
– Если бы только тобой… Ну, тогда я понимаю, а «вами»…
– Ведь факты действуют только смотря по тому, как мы их воспринимаем…
– Да, совершенно верно…
– А я не думала, что ты воспримешь именно с этой стороны. Ведь если бы ты восприняла это иначе – не было бы этих дней: ты только порадовалась бы за меня. Главное – в «недостатке так называемого доверия». Но этого не было. Слышишь? Решено было накануне, так как только тогда мы узнали, что завтра – последний день, когда можно. И ведь я приходила к тебе – в тот же день вечером, несмотря на усталость – после всех волнений и длинного жаркого семиверстного пути. Мне хотелось тебя увидеть тогда… Разве тебе не говорили?.. Я была. Ты ушла на дежурство… Я теперь так отдыхаю и так спокойна! И мне так хорошо! Там (