Что, если будут сделаны непоправимые ошибки? Ведь невозможно же соглашаться, ясно видя свою собственную неосведомленность и неподготовленность!..
И в то же время – какая масса мечтаний, как подумаешь об уроках! Первые попытки выработки плана, полная самостоятельность распределения материала – хоть он вполне определен программой, живое творчество на каждом уроке…
И привлекает, и останавливает. Ведь нет никаких данных во мне – для живой работы…
Что делать? На что решиться?..
Но с телеграфом я кончу! Для удовлетворения моих личных потребностей у меня есть средства. На целый год я обеспечена относительно уроков музыки. И рисования. И – может быть – французского языка. А английский я возобновлю снова…
Голова кружится, как подумаешь, чем можно заняться, как только развяжешься с дежурствами!..
И вот вчера (19 августа), после ночного дежурства, так захотелось воздуха – город посмотреть! Ведь два месяца уж я не видела ничего, кроме дороги на вокзал, – погулять захотелось!..
Пошла проводить тетю – до Вертячих, по ее настоянию зашла к Зое (Лубягиной) – и не пожалела об этом. Мы пошли с ней гулять. Много обходили улиц – как хорошо и зелено на наших улицах!.. И говорили – о многом. Главным образом – о педагогическом пути. Она говорит:
– Я понимаю. Но ведь идут же смело – и только со средним образованием. Ведь Милица и Зина (сестра) были учительницами… Я как-то думала о вас… Так думала, что… Уж, верно, и вы почувствовали это. И хотела даже писать, чтобы вы шли. Ведь тут будет лучше – вы увидите, что пользу будете приносить. Общество будет другое, свое…
Пользу ли?..
Как бы то ни было, завтра буду писать прошения: и в Отдел народного образования, и об увольнении от службы…
Решаюсь на всё!..
21 августа, вторник
Я видела такой тяжелый сон – (в ночь) на сегодня! Приходилось взбираться на холмики, опускаться в долины, в распутье переходить через сотни ручьев, скользя и увязая в грязи, подниматься в гору – почти отвесную или каменистую, где не за что зацепиться, ухватиться рукой… Так трудно это было!..
Проснулась – и точно в самом деле куда-то лезла: грудь болит…
У нас теперь такая суматоха: народу каждый день бывает – человек до десяти иногда.
В воскресенье (19 августа), когда я вернулась после гулянья с Зоей (Лубягиной), у нас сидели Таюха с Колей, Витя Широкшин – он с этого (дня) начал обедать у нас, Клаша с Сашей. Кто этот Саша – я не знаю; мы с ним познакомились у Плёсских – у Любы, в день рождения. Иной раз на нем – студенческая куртка, а иногда – солдатское пальто и гимнастерка. Единственное, что я знаю, это что он – Клавдин знакомый и мандолинист: в воскресенье они и играли у нас, да я не слыхала. Кажется, намерены были прийти и сегодня.