) – случайно поймала его в цветочном магазине, где ничего не выбрала. Он отправил Юдиным две банки шпажников
143 – красный (с гусеницей) и белый. Соня сияет. Но одета не по-именинному… Я была форсистее всех – в своей белой кофточке…
Воскресенье, 20 сентября
Я сегодня что-то устала… Ходила к Юдиным, оттуда – в «М. Д.»144 (шел «Севильский цирюльник» – «театр Марионеток»!), потом – снова к Юдиным…
А за эти дни начали читать Введенский145 и Пиксанов146. Великолепно читают, но каждый – в своем роде, и один другому – полная противоположность.
Введенский начал очень хорошо – прямо к делу приступил, ни слова не сказал о войне. А то теперь все о войне говорят…
Во вступительной лекции, например, о Пушкине…
А вот Венгерова147 я слушала – так мне что-то не понравилось…
Несколько ночей подряд я видела очень странные сны: выводила царских дочек из толпы на Дворцовой площади, а потом они из окна прыгали; потом слышала, кто-то мне говорил: «Вы сил своих не знаете!» – и я с этим просыпалась; потом – еще что-то, да уж не помню…
Сахар за это время весь вышел…
И к Серебрякову я не попала – заниматься по латыни. Вот теперь – до половины октября – делай, что хочешь!..
Воскресенье, 4 октября
Была с Леной (Юдиной) на «Онегине» в «Музыкальной Драме». Вот прелесть! Можно много раз видеть и слушать – и не надоест…
В первый раз я видела эту оперу дома, в Вятке. Играли Московские Солодовниковские артисты148. И Комиссаржевский 149– Ленский, Туманова – Татьяна и… Онегин вызвали горькие слезы. Долго не проходило это очарованье…
А два-три года тому назад оно усилилось – благодаря тому, что я снова увидала «Онегина» здесь – во время поездки с экскурсией – в «Музыкальной Драме». Тогда, впрочем, я была настолько поражена новизной постановки – красотой декораций и игрой. (Я подчеркиваю это слово, потому что до сих пор в опере были исключительно голоса, на игру же оперного артиста смотрели, как на совершенно лишнее, ненужное что-то. Дирекция «Музыкальной Драмы» впервые провела в оперу тщательность постановки и сценическую игру артистов.) Нынче я видела «Евгения Онегина» в третий раз. Опять – в «Музыкальной Драме». И теперь обратила внимание на героев романа-оперы. В первый раз сегодня я была лучшего мнения об Онегине, в первый раз уяснила в большей степени отношения действующих лиц друг к другу. До сих пор – из романа и учебников, из характеристик, даваемых темниками150, – Онегин представлялся мне пустым, бездушным, бессердечным эгоистом, не уважающим чужих движений души, чужих чувств, человеком, для которого убить друга значит ровно столько же, сколько убить надоедливую муху. А теперь (если не Онегин – как тип, то Онегин – как человек) – рисуется мне совсем в другом свете.