Плюс есть Мейси.
— Он в порядке, — отвечаю я. — Все еще занимается серфингом.
— У тебя завтра гонка, — говорит она, скрестив ноги.
— Ага.
— Я не могу прийти. Джасинда хочет, чтобы я сделала ей маникюр. Я обещала ей прийти. Можешь взять Мейси с собой?
Я поворачиваюсь к ней.
— Как бл*дь я могу взять с собой Мейси, если у меня гонка?
— У тебя много друзей. Попроси кого-нибудь приглядеть за ней.
— Ты знаешь, что мне это не нравится.
Она спрыгивает со стойки.
— Я не могу взять ее с собой, так что ты можешь или взять ее с собой, или не ехать, все зависит от тебя.
— Гонки наш чертов доход, — рычу я. — У меня нет выбора!
Она пожимает плечами.
— Я спать. Поговорим об этом утром.
Я смотрю на ее спину, наблюдая за тем, как она уходит, возмущенный тем, ей что-то постоянно важнее нашей дочери. Я заглатываю остатки виски и иду в комнату Мейси. Я захожу и вижу ее, свернувшуюся калачиком на кровати, ее светлые волосы разбросаны по подушке. Я не знаю, откуда у нее блондинистые волосы, но я верю, что Лена была блондинкой в детстве. Мейси похожа на меня: ее глаза, ее кожа, ее лицо. Волосы — единственное, что досталось ей от Лены.
Я шагаю ближе, прищуриваюсь. Она лежит без одеяла, свернувшись в крошечный шарик. Я смотрю вниз на ее кровать и понимаю, что она мокрая. Рычу, спеша легонько поднять ее крошечное тельце. Она писается в постель, потому что Лена слишком ленива, чтобы надеть памперс. Она знает, что девочка еще не может спать без этого. Мейси сворачивается, отчего я чувствую рукой мокрые штанишки, когда я несу ее на чистое место на полу.
Я осторожно кладу ее вниз и снимаю мокрую одежду так быстро, насколько можно, чтобы не разбудить. Она мычит, и ее маленькие глаза открываются, моргая. У нее потрясающие зеленые глаза. Ее маленькие губы раскрываются.
— Папочка? — пищит она.
— Привет, принцесса, — шепчу я, надевая памперс. — Ты описала постель. Все хорошо, папочка все приберет.
— Я не ношу ди-ди, — ее голос мягкий и приятный.
Она зовет свои памперсы «ди-ди» с того времени, как научилась говорить. Я никогда не исправлял ее. Она еще маленькая. Если ей так нравится называть их так, то кто я такой, чтобы останавливать ее?
— Все хорошо малышка, — говорю я, надевая чистую пижаму на ее маленькое тело. — Теперь все чисто.
Я поднимаю ее на руки, стягиваю с кровати грязное белье. Несу ее в зал, чтобы взять свежие простыни, сажаю ее на кресло-качалку в углу, а сам укладываю ее постель. Когда я заканчиваю, то поворачиваюсь, поднимаю ее и кладу обратно на матрац. Я глажу ее кудри и вижу, как ее маленькие глазки начинают снова закрываться.