Впрочем, иной заботы о себе и о других людях с ограниченными возможностями Ливнев не дождался. Те четыре места, что были выделены вроде бы как для инвалидов, в данном конкретном автобусе оказались беспардонно оккупированы тремя немолодыми, нестройными и совсем не красивыми тетками, а также долговязым пареньком лет шестнадцати. Собственно, именно на этого, последнего, и устремились три выжидающе-недовольных взгляда, тонко намекавших, что не грех было бы уступить. Только вот парнишка намек проигнорировал — видимо, тот оказался для него слишком тонким.
Вздохнув, Ливнев не стал дожидаться милостей от других пассажиров и до первой остановки проехал стоя, привалившись к стене. Потом освободилась пара мест, одно из которых Андрей с облегчением занял. Да так и катался не меньше получаса, поглядывая в окно и посматривая на мелькавшие снаружи уголки родного города.
Сверкали на солнце стеклопластиком и покрывавшим стены мрамором новые здания — дети застройки последних лет. Здания постарше немного портили вид кое-где облупившейся краской, но чаще стыдливо прятались за заборами и скопищами ровесников-деревьев. А в итоге автобус занесло в район неприглядных бетонных коробок. На улицу Белого Кролика, как гласила надпись на остановке. Не самый приятный район. И не самый безопасный — особенно для инвалида.
Но именно по прибытии автобуса на эту остановку у Ливнева возникло подспудное желание сойти. Причина? Ее учитель не видел, как, впрочем и до того не видел серьезных оснований отправиться в путешествие по городу. При попытке же проигнорировать странный и назойливый позыв, в сердце резко кольнуло. А сиденье под Андреем, до сих пор казавшееся довольно мягким, стало ощущаться как до жути неудобное. Словно усеянное канцелярскими кнопками или мелкими камнями.
Так что пришлось Ливневу со всей доступной ему поспешностью устремиться к выходу. Окликнув, разумеется, водителя, чтобы вновь его подождал.
«Ну? И что теперь? Что я вообще здесь делаю?» — задавал сам себе вопросы Андрей, выйдя из автобуса, который уже поехал прочь. Дома, высившиеся вокруг, выглядели мрачно и безлико. Ковыляя, Ливнев обогнул два таких дома, бестолково озираясь и не в силах взять в толк, что он надеется здесь найти и где это что-то находится.
На серой как туча стене красовалась свежая надпись ярко-красной краской: «Expansa — навсегда!!!» Возле одного из подъездов сидели два юнца и девчонка примерно одного с ними возраста. Все трое попивали пиво из металлических банок и вполголоса переговаривались о чем-то своем. Неподалеку, совсем рядом со здешним жалким подобием детской площадки какой-то угрюмый немолодой мужик выгуливал суетливую лохматую собачонку. Еще кто-то пытался завести видавший виды автомобиль. Тот в ответ разрождался сериями кашляющих, стонущих и скрипучих звуков, сквозь которые пробивались «ля-ля тополя» — отзвуки какой-то поп-белиберды из магнитолы.