Антисфен, ученик Сократа и учитель Диогена, проповедует возврат к природе, уничтожение всех законов, в том числе и института рабства. Гремит на улицах Афин голос Диогена, порицающего власть богачей и само рабство.
Философы-стоики древних Греции и Рима создают довольно стройное учение о равенстве всех людей — греков, римлян и варваров, рабов и свободных. Высшего развития стоицизм достигает в философии римского аристократа, писателя и философа Сенеки, римского раба Эпиктета, римского императора Марка Аврелия Антонина. Послушаем их.
«Ни один человек не благороднее другого, даже если его духовная сущность более высоко организована и более способна к благородному знанию. У всех нас одна прародительница — природа, до того первоначального предка можно проследить родословную любого человека… Добродетель ни для кого не закрыта, всем она доступна, всех подпускает к себе, всех приглашает: свободных, вольноотпущенников и рабов, царей и гонимых» — так пишет Луций Анней Сенека. Он же утверждает: «Природа сделала нас всех равными… Она внушила нам взаимную любовь. Нужно жить для другого, если ты хочешь жить для себя…» А император Марк Аврелий говорит: «Я член одного великого, которое составляют все разумные существа».
Это — одно из первых в истории определений человечества как целого. В эпоху Римской империи, ощущавшей себя всемирной, включавшей в себя все народы (пусть такое ощущение никак не соответствовало истине), появление идеи человечества было естественным, Почти в то же время представление о человечестве как об едином целом появилось в другой огромной империи, Китае, — разумеется, только у некоторых ее мыслителей.
Академик Н. И. Конрад писал: «…с образованием же империй на место племенной общности стала общность межэтническая, воспринимаемая даже как общечеловеческая. Именно тогда появилась идея человечества как единого большого целого. Идея эта проявилась и в понятии „Вселенная“… Идея человечества… представляет один из самых существенных вкладов людей этой эпохи в общую историю человеческого рода».
Тесная связь, как видите, между идеей равенства людей и идеей единства человечества. Но при всей ее важности идея человечества куда меньше подрывала рабовладельческий строй, чем мысль о равенстве рабов и свободных. Легко ли рабовладельцу согласиться, что раб тоже человек? Ведь это значило признать (пускай без практических выводов поначалу), что ты живешь трудом людей, тех, кто равен тебе, а почему-то работает на тебя. Какое потрясение!
Величайший ученый Древней Греции Аристотель считал, что, раз рабство необходимо, значит, надо считаться с исторической реальностью. Вот если бы — так он и писал — челнок ткацкого станка сам ходил и вообще орудия сами работали и не было бы нужды в низком физическом труде, так и рабство бы исчезло.