Две клеши — невозможно было назвать руками обернутые в кожу кости — выскользнули из‑под платья, и, затянув в тугой узел пальто Лидии, старуха подняла ее. Одним движением, без видимого усилия, тело женщины поднялось над закутанной в шаль головой и опустилось на сгорбленные, сухие плечи. Вслед за тем, одна рука обвилась вокруг одетых в нейлон ног, другая крепко обхватила белую шею — старуха пустилась быстрой трусцой, и ошеломленному Джеймсу пришлось приложить все силы, чтобы от нее не отстать.
Болезненно ныла шея, и мысли вспыхивали в мозгу как трассирующие пули. Страх, ненависть и любовь — каждое из чувств сливалось с другими и превращалось в один нескончаемый поток обжигающего мозг пламени.
В этом кошмаре была повинна Лидия. Ее глупый, беспричинный эгоизм заставил их покинуть безопасный автомобиль, и теперь он едва поспевал за маленьким, высохшим монстром, с плеч которого свисали и покачивались в такт ходьбе белые бедра Лидии. А доктор говорил, что ему нужен покой…
Он достиг предела своей выносливости, когда туман стал рассеиваться, и перед ними вырос холм. Клинообразная скала, заросшая вереском, выступала из склона; ее окружали заросли можжевельника, и здесь, наконец, старуха замедлила свой шаг. Не останавливаясь, она прошла сквозь кусты к самой скале. Она что‑то толкнула ногой, что именно, Джеймс не видел. Но, к его удивлению, в стене отворилась дверь, обнаружив освещенную свечами комнату. Старуха просеменила вовнутрь и не останавливалась, пока не достигла узкой, заправленной одеялом кровати. Как зеленщик сваливает с плеч мешок с картошкой, она уложила на кровать Лидию. Затем потерла руки и с плохо скрываемым презрением посмотрела на Джеймса, который отважился сделать несколько робких шагов от двери.
— Входи. Закрой дверь.
* * *
Они находились в пещере — в естественной, решил Джеймс, вероятно, расширенной и обжитой кем‑то очень давно. Гладкие гранитные стены были испещрены неровными отметинами, — возможно следы долота или резца. Камин был выдолблен слева у стены; из него наружу уходила огромная труба, на старомодной железной решетке ярко пылали торф и древесные сучья. Хотя дым покидал пещеру, в ней оставался какой‑то непонятный запах — точнее, зловоние — странный, гнилостный запах, как будто старуха делила свое жилище со свиньей, или, что было более вероятно, с каким‑нибудь плотоядным животным, оставившим свой полусъеденный обед дозревать в темном углу. В этот момент стал осязаем едкий перечный аромат, исходивший из висевшего на каминном крюке котла. Он усиливал заполнявшее пещеру зловоние, и Джеймс удивился, почему по дороге сюда им не повстречались призраки давно погибших похлебок.