— Надо же, угадал! И любитель удаленного управления тоже выбрался из поезда и уже открывал створки к счастью не пострадавшего грузового вагона — а то хрен бы без резака мы до своей брони добрались. Мы? Нашей? Ну, впрочем, пока это будет выгодно — «мы» вполне останемся «мы»: как я понимаю, «Бури» уже больше нет, а есть подразделение в составе более крупной банды нофо? Тем более, главное — это выбраться с Каллиги: ею я сыт по горло, честно говоря. Проклятая планета — даже могилу жены у меня отобрала, сволочь такая.
— Папа? — Подняла голову дочь, в очередной раз пытаясь рассмотреть мое лицо за забралом шлема… безуспешно, разумеется. Видимо, я слишком сильно стиснул ее плечо: дети, как обычно, бессознательно прижались ко мне, а я так и вел их к вагонам, положив руки на плечи. Ничего, ничего… почему-то мне кажется, что в нашей жизни наступает наконец момент, когда появилась хоть какая-то определенность. Быть наемником — это постоянный смертельный риск, но это гораздо больше, чем быть бесправным никем. Вот доберемся до пространства Империи и… н-да, а что и? Не уверен, что следует заявлять о родственниках человека, уничтоженного в тайной лаборатории этого государства… ну ничего, я так просто это не оставлю!
— Раздевайтесь и влезайте в броню. Не беспокойтесь, все под контролем. — Я подтолкнул замерших отпрысков к раскрытому контейнеру. Видно, их в самое сердце поразил вид одетого только в белье Фомки, вынужденного снять шлем. Ничем не примечательное лицо, кстати, оказалось, только взгляд без мобильной защиты головы сразу стал каким-то затравленным. А с каким облегчением он натянул комплектный наголовный элемент доспеха — не передать!
Мстительно усмехнувшись под своим шлемом (мы снова «пока союзники», и я буду делать вид, что ничего не произошло… но чуть не случившуюся подставу не забуду), вдруг внезапно понял, что за те полторы минуты боя я не просто смог принять гибель жены, но и сам как будто… повзрослел, что ли? Или это называется «постарел»? Нет, незримая игла все так же обжигала болью грудь, но… это была уже привычная боль. Более того, я был рад, что она со мной. Наты больше нет — и я буду теперь как-то жить с этим всю оставшуюся жизнь… но ключевое — буду жить. Черной и глухой тоски больше не было. Я должен поставить на ноги детей, обучить их так, как хотела Ната, возможно — все-таки найти родственников по жене и разобраться в их причастности к произошедшему под Центром Дальней Связи на далекой Каллиге. Месть? Может быть — но явно не как смысл жизни: жена была бы против. Точнее, что значит «была бы» — пока она в моем сердце — она всегда со мной.