– Понял, – помощник скрылся за дверью.
«Слишком просто получается, – думал Путилин, глядя в окно, – а по—другому не выходит. Вполне может быть, может быть».
Через час доктор Гроттен сидел перед хозяином кабинета. Он был полон сил, средних лет, сидел прямо, словно проглотил острую шпагу. Только глаза недобро блестели за стеклами пенсне.
– Я прошу прощения, Отто Францевич, за беспокойство, но обстоятельства складываются так, что мне необходимо с Вами побеседовать.
– О да, я к Вашим услугам, – доктор говорил без акцента, его предки давно переселились в Россию.
– Вы, наверное, уже слышали о несчастье, постигшем одного Вашего пациента.
– Это такое горе, бедный старый человек!
– Судя по капиталам, не так уж беден.
– Я не в том смысле, – возмутился Гроттен.
– Я тоже, но вернемся к нашему разговору. Господин Гроттен, Вам что—нибудь известно о духовном завещании?
– Конечно, – удивился доктор, – оно всегда лежало в шкатулке в спальне Никиты Ивановича.
– Вы знаете, что там было написано?
– Конечно, я же ставил под ним свою подпись, как свидетель, что Никита Иванович в полном рассудке и здравии. Его под диктовку господина Чернова писал коллежский асессор Макар Федорович Спицын, заверял второй подписью протоиерей Василий Яковлевич Виноградов.
– Когда была составлена духовная?
– Третьего дня я был по вызову у господина Чернова, он разнервничался после разговора с племянником, который ведет разгульный образ жизни. Постоянно в долгах, Никита Иванович взял заботу о его воспитании в память раноушедшей сестры, но господин Кислицын не исправим. Карточные долги, дамы, весь набор, как выражался молодой человек, истинного офицера.
– Что говорилось в завещании?
– Никита Иванович не был памятливым человеком, я думаю, завещание составлено в минуту раздражения. Он все свои капиталы завещал Александро—Невской лавре, он бы его уничтожил. В старом, написанном несколько лет назад, наследником становился племянник.
– Интересно, но не найдены ни старое, ни новое завещание.
– Не могу ничего сказать, – развел руками доктор.– Я рассказал все.
– Спасибо, Отто Францевич, и будьте любезны, подпишите протокол и прошу прощения за беспокойство.
Картина вырисовывалась, но не складывались некоторые штрихи.
– Иван Дмитриевич, – перед начальником сидел агент, – вот показания дворника соседнего дома, он видел, как господин Кислицын дважды в роковой вечер навещал дядю. Первый раз он приехал на извозчике и в раздражении, а второй тайком через задние дворы.
– Дворник хорошо его разглядел? Ведь было темно, да и освещение слабое?