Только в одиннадцатом часу Шустов пришёл в себя. Осмотрелся непонимающим взглядом и, увидев решётку на единственном маленьком оконце, обомлел. Холодный пот заструился ручьём по спине. Гришка облизнул пересохшие губы, хотелось пить после ночных возлияний.
Решётка на окне и, обитая железными полосами, дверь наводили на грустные мысли, но Шустов ни одну из них поймать не мог. Все перед глазами бегали круги, от которых становилось плохо. Он поднялся и, прислонившись лбом к холодной стене, почувствовал некоторое облегчение.
После того, как выстрел пушки оповестил столицу о полудне, за Гришкой пришли.
Путилин велел привести Шустова в свой кабинет, а пришедшего к той поре Жукова посадил за заполнение допросного листа.
Сперва требовалось исполнить обычные формальности: записать звание, имя, отчество и фамилию, чин, место служения, был ли судим. Затем уже начался допрос:
– Нельзя ли так не частить? – взмолился Гришка.
– Хорошо, – и Иван Дмитриевич подал допрашиваемому стакан воды, который в два жадных глотка опустел.
– Не позволите? – Гришка умоляющим взглядом, не вязавшимся с его богатырской статью, указал на стакан.
Путилин наполнил стакан из графина.
– Итак, готов отвечать на вопросы?
– Мы ж завсегда, – произнёс значительно повеселевший Гришка, явно томимый после пробуждения жаждой.
– Ты знаешь, где находишься?
– Знамо, – пожал плечами допрашиваемый, – в околотке.
– За что был задержан?
– Буянил, наверное. Я, как лишку глотну. Так и несёт меня…
– Чего ж тогда пьёшь?
– А что в жизни остаётся, ежели все наперекосяк, – пожаловался Гришка.
– Что же так? Видный, здоровый, не калека какой?
– не знаю сам.
– То—то и оно, что не знаешь. Скажи—ка мне, ты знаком с неким Василием Пилипчуком?
– С Пил… лип… чуком? – запнулся Шустов. – Фамилия больно знакомая, но припомнить не могу?
– Василия не припомнишь? Ваську с Обуховского. С кем не один штоф опорожнил?
– Это вы про Ваську? Так бы и сказали, что про Ваську, который с Херсонской губернии.
– Сам и припомнил.
– Что ж его не припомнить? С хорошим человеком приятно и посидеть, и беседу повести.
– А вот ты хорошо знаком с Тимофеем?
– Каким это Тимофеем? – быстро ответил Шустов. – Никакого Тимофея я не знаю.
– Что ж, не знаком так не знаком. Чего кипятиться—то?
– Да, я что? – Григорий смотрел на свои руки, лежащие на коленях.
– И я о том же. Стало быть, в столице проживаешь без адресного билета.
– Виноват, приехал к бабе, да за радостью плотской обо всем позабыл.
– Это понимаю, – Иван Дмитриевич подмигнул Шустову, – дело оно, однако, молодое, но, видишь ли, закон преступать нельзя.