Путилин вернулся с еженедельного доклада высокому начальству, которое кроме ежедневных реляций по городским происшествиям, желало видеть начальника сыскной полиции самого.
Сегодня градоначальник столицы генерал—лейтенант Фёдор Фёдорович Трепов находился в превосходном настроении. Застарелая болезнь, не дававшая в последние дни покоя, отступила прочь, поэтому, невзирая на столь ужасное преступление, каковых давно не было в городе, он внимательно выслушал Ивана Дмитриевича, задал несколько ничего не значащих вопросов и напоследок добавил:
– Господин Путилин, надеюсь, мне не придётся докладывать Государю о неудаче в этом кровавом деле сыскного отделения.
Иван Дмитриевич выслушал напутствие, хотел возразить в ответ, что «все в руце Божьей», но слова чуть было не сорвавшиеся с языка, так на нем и остались. Иван Дмитриевич давно усвоил, что невысказанное слово становится воистину золотым, да и не следует «дразнить гусей», когда преступник ходит по земле и неизвестно, что ещё задумал.
В своём кабинете Иван Дмитриевич сел за стол и. подперев рукой щеку, смотрел на окна, разрисованные причудливыми морозными узорами. Окунаться в кровавые столичные происшествие не хотелось, да и мыслей особо не было. Курляндская, конечно вызывала определённое беспокойство, но не хотелось вспоминать разбитые головы троих ребятишек, уложенных в ряд, словно преступник намеренно бросил вызов именно ему, начальнику сыскной полиции Ивану Дмитриевичу Путилину, что, мол, я вот, рядом, но руки слишком коротки достать меня.
Минут пять Путилин сидел в тишине, пока стук в дверь не нарушил уединения.
Не успел начальник сыскной полиции произнести ни слова, как дверь отворилась, и вошёл штабс—капитан Орлов.
– Позволите?
– Да, да, Василий Михайлович, – произнёс Путилин, – прошу. – И указал рукой на стул.
Штабс—капитан прошёл к столу.
– Мне стало известно, – иной раз Василий Михайлович обходился без вступлений и предисловий, чётко по—военному докладывая о новых обстоятельствах, открывшихся в расследовании. И сейчас доложил Ивану Дмитриевичу о встрече со священником и нынешней хозяйкой трактира «Ямбург».
Глава двадцатая. Шаг вперёд…
– Любопытно, – только и произнёс Путилин, не отрывая взгляда от узоров на окне, – любопытно, – повторил он.
Штабс—капитан молчал.
– То, что Дорофей Дормидонтыч завещал своё состояние Марии, я не удивлён, – Иван Дмитриевич провел рукою по лицу, – но меня более занимает, кто кроме священника знал об этом обстоятельстве?
– Я думаю, – Орлов замолчал, словно собирался с мыслями, – кроме подписавших духовную доктора Мазуркевича, его помощника Николая, мог знать и Семён Иволгин.