В дом вели два входа – на одном висела деревянная табличка с краткой надписью большими буквами «Доктор Мазуркевич», на втором маленькая бронзовая с буквами в завитушках «Мазуркевич Фёдор Дмитриевич».
Штабс—капитан не стал раздумывать, а направился к двери с маленькой табличкой, на половину дома, где проживал сам хозяин.
Повернул два раза за рычажок справа от входа. Внутри раздался глухой звон колокольчика. Через минуту дверь открыла женщина с рыжими волосами лет тридцати с большими глазами и вся в веснушках.
– Добрый день! – произнесла она довольно приятным голосом.
– Я к Фёдору Дмитриевичу по личному вопросу.
– Прошу, – женщина пропустила Василия Михайловича в коридор, приняла от него пальто и головной убор, – подождите, я доложу о вас.
Видимо женщина привыкла к неожиданным визитам людей, которые не представлялись, а сохраняло своё инкогнито, ведь не всегда есть повод выставлять болезни напоказ, иной раз необходимо хранить тайну.
Через несколько минут в гостиную вошёл грузный человек лет пятидесяти с лысой головой. На толстом носу нелепо смотрелось пенсне, казавшееся до того маленьким, что приходило в голову мысль «одолжено у ребёнка».
– Чем могу быть полезен? – произнёс доктор.
– Чиновник для поручений начальника сыскной полиции штабс—капитан Орлов, – представился Василий Михайлович.
На лице доктора появилось недоуменное выражение, словно он не мог понять, зачем сподобилась сыскная полиция потревожить его.
– Очень приятно, господин Орлов, но я не совсем понимаю цели вашего визита?
– Фёдор Дмитриевич. Я прошу прощения за вторжение в ваш дом, но, увы, оно связано с прискорбным событием, происшедшим на днях.
Доктор указал рукою Василию Михайловичу, чтобы тот присаживался.
– Благодарю!
– Я внимательно вас слушаю.
– Фёдор Дмитриевич, вам знаком некто Ильешов?
– Дорофей Дормидонтыч?
– Совершенно верно.
– А как же! Года три тому я лечил его… – доктор, словно споткнулся, но продолжил, – жену…
– Марию?
– Вы её тоже знаете? – удивился Мазуркевич, потом ударил себя по лбу. – ах да, вы же из сыскной.
Штабс—капитан улыбнулся.
– После этого случая Дорофей Дормидонтыч захаживали ко мне…
– С Марией?
– Нет, с отцом Иосифом из церкви Преображения Господня.
– Как часто?
– Не скажу, что часто, но раз—другой в неделю бывали.
– Не могу настаивать. Но, увы, служба дает мне право спросить, чем вы занимались?
– Ничем предосудительным, – доктор улыбнулся. – Тем более противозаконным.
– Я проявляю не праздный интерес.
– Понимаю. А вы говорили с Отцом Иосифом и с Дорофеем Дормидонтычем?
– Только с отцом Иосифом.
– Неужели он промолчал? – На вопрос Мазуркевича штабс—капитан ответил молчанием. – За бутылкой вина, вы не подумайте, что мы собирались ради этого, нет, бутылка вина была только на столе, а вели бесконечные разговоры об истории, об ошибках, ну и так далее. Понимаете, когда события произошли и известны последствия и при том мы, как—никак, более просвещены, чем наши предки. Вот в такой ситуации легко судить и даже осуждать.