Однако суровая действительность «Нового Вавилона», как называли столицу Франции, мало подходила для безоблачных" идиллий. Гонимые нуждой вольные художники постепенно перебирались на другой берег Сены, на холм Монпарнас. В канун войны Монпарнас еще оставался довольно убогим захолустьем. Один из писателей утверждал, что в тогдашних ночлежках бедняки спали стоя, держась за веревку, чтобы не упасть, а на заре хозяин заведения будил всех сразу, отвязывая опору. Центром притяжения интернациональной богемы стали четыре кафе, расположенных поблизости пересечения бульваров Монпарнас и Распай: «Кафе дю Дом», «Куполь», «Ротонда» и «Клозери де Лила». Сюда приходили Пикассо, Ривера, Модильяни, Леже, Аполлинер и многие другие, тогда еще непризнанные гении, которые впоследствии составили славу мирового искусства. Именно здесь вызревали ростки бунтарской половой морали.
Параллельно существовал и другой, буржуазный Париж, отражающийся в витринах казино, кафешантанов и дорогих магазинов. Этот город сбивался с ног в поисках удовольствий, он искал их на Елисейских полях и Больших бульварах, в изысканных салонах мадам де Ноай и мадам Мульфельд, ломился на русский балет Дягилева, срывал Гран-при на ипподромах, прогуливался в шикарных экипажах по Булонскому лесу. Возбужденная публика ежевечерне заполняла танцевальные залы Табарин и Булье. Кафешантаны сотрясались от звуков канкана, декольтированные актрисы представляли «живые картины», усатые красавцы-борцы сводили с ума экзальтированных дам, стрекотали первые киноаппараты братьев Люмьер.
Туманный Альбион тоже старался не ударить в грязь лицом: сады «Аполло», «Уоксхолл», «Пантеон» прославились как центры развлечений. Балы начинались после полуночи и продолжались до 4—5 утра. Леди и джентльмены являлись на них в вечерних туалетах, предварительно просмотрев программу в варьете или отужинав в фешенебельном ресторане. Любое приключение не могло обойтись без легкого флирта, участия обольстительной доступной женщины. Оперные примадонны, звезды кордебалета, аристократки сомнительного происхождения образовывали особый, замкнутый мир продажных кокоток, который с легкой руки А. Дюма-сына назывался «демимонд» («полусвет»). Все дамы полусвета находились на содержании у богатых покровителей, бесконечно интриговали друг против друга, могли иногда для разнообразия искренне влюбиться и обожали оказываться в центре внимания падкой на сенсацию публики. Золотом или собственным телом они расплачивались с влиятельными журналистами, которые создавали им рекламу в столбцах светской хроники. По существу, полусвет и примыкавшие к нему международные авантюристки, разъезжавшие по Европе с большой помпой, представляли собой верхний, элитный слой заурядного «рынка любви».