— Да, отец, он знает… Для этого… именно, для этого меня Семаргл и ДажьБог послали в Пекло, чтобы вернувшись из него я смог снять забвение с души Аилоунена и пробудить к жизни приольский народ.
— Выходит, — надрывно вздохнув, словно почувствовав перенесенную боль своего сына, произнес правитель. — Ты туда шел не ради спасения души Долы и излечения ноги…
— И для этого тоже, — перебив правителя, пояснил Святозар и носом глубоко втянул в себя горьковатый дух, истончаемый прогорающим деревом. — Я шел туда, чтобы спасти души… Душу моей матери, души которые хотели света, но томились в Пекле, души заплутавших и предавших Семаргла приолов.
— А также, — добавил Храбр, и, разломав на две части толстую ветку подкинул в ее костер. — Души гмуров и лонгилов.
— Еще бы, — вмешался в разговор Стоян и громко засмеялся. — Теперь у них там правитель Нынышу— истинный мудрец. И тотчас тот смех не менее гулко подхватили Святозар, Храбр и Дубыня. Правитель же наоборот, и то было видно даже в наступившей темноте, хрипло хмыкнув, обдав смеющихся каким-то дюже удрученным взглядом, недовольно заметил:
— И вот я не пойму, чего вы так все время смеетесь, когда слышите о правителе Нынышу. Еще громче грянуло гоготание, а Святозар глубоко вздыхая, мешая смех и слова, вопросил, обращаясь к наставникам:
— А вы, чего, отцу не сказывали, что ли?
— Сказывали, сказывали, — ответил Храбр, также, как и наследник, задышавший глубоко. — Да он, верно, не понял о чем мы… ха… ха…ха!
— Что— то, ты, Храбр, как я погляжу, часто смеяться стал, особлива, когда про нового правителя лонгилов слышишь, — произнес правитель, и днесь в тембре его голоса сменилась досада на довольство. — И чем он тебе не угодил, не пойму.
— Ах, отец, коли бы ты видел, что из себя представляет этот Нынышу, — улыбаясь, принялся пояснять Святозар. — Ты бы уж я и не знаю, смеялся бы с нами, или вообще перестал смеяться, и молчал от увиденного. Ведь он же этот Нынышу— дух. Мне его из деревянного истукана, ДажьБог помог создать и оживить … Он же деревяшка! У него только два глаза, да рот двигаются, а вместо души мои знания, вера и любовь!
— Тяперича понятно, почему он решил, себя правителем объявить, — откликнулся до этого не вступающий в толкование и лишь смеющийся Дубыня. — Раз у него, в его деревянной головешке, знания Святозара, не мудрено, что он ощущает себя правителем.
— Ну, я вообще-то наследник, — усмехаясь, проронил Святозар и посмотрел в довольные, улыбающиеся лица наставников, сидящих напротив, явственно озаряемых яркими бликами горящего пламени.