Она часть этой жизни. Мать которая дарует жизнь, испытывает боль, но она женщина, идет на это всякий раз, потому как знает, преодолев эту боль она получит, нечто восхитительное и прекрасное. Она получит чудо и имя этого чуда— сын, и имя этого чуда— дочь. Она, мать, засим еще не раз испытает физическую и духовную боль, покуда это чудо встанет на ноги, покуда заговорит, покуда пойдет по пути. И всякий раз, когда ее сын или дочь будут оступаться, спотыкаться или падать, она, мать — женщина будет испытывать боль, будет шагать рядом, вместе со своим чудом, будет плакать, и поднимать свое дитя, будет учить и любить его… любить и любить его… И ради этого, она идет, на ту первую боль и на все последующие, но лишь преодолев эту боль, лишь забыв о ней, мать получит в дар нечто такое же необыкновенное и прекрасное. Она получит в дар чувство любви от своего дитя. Она получит продолжение своего рода и вечную, не умирающую молодость в красоте своих потомков. Так и ты, мой сын, лишь познав страдания и боль, почувствовав ледяное дыхание тьмы на своих ранах, мог получить способности кудесника и сохранить нетронутую чистоту своей души. — ДажьБог опять замолчал, и улыбнувшись, сказал, — Бог Семаргл очень хочет, чтобы ты помог Риолию, помог остаткам его народа… Он не станет тебя принуждать… и я не стану… Но мы оба просим тебя, помоги этому мальчику, этим людям. Потому, что этот народ себя изжил… И наверняка сам Чернобог… сам Чернобог хочет перерождения этого народа, иначе бы он не позволил тебе открыть ворота Пекла…
Ведь они не открываются ни кому без позволения Чернобога…
— Да, отец, ты прав, — откликнулся Святозар, и нежданно порывисто вздрогнуло его тело. ДажьБог провел рукой по телу и тихо подул на него. — Да!.. да!.. — громко выкрикнул наследник, — теперь понятно, почему он меня впустил в Пекло. Почему лелеял… Он хотел, чтобы я стал кудесником и пошел в Неллию, и вернул этому народу веру…
Потому как, он и сам мне говорил, и говорил это демон его Босоркун, что это надо ему, а не кому-то другому. И он говорил, чтобы я эти слова передал, кому следует, то есть тебе и Семарглу… Он хотел возрождения веры в Неллии, но зачем? Зачем ему это надо? Ведь он же зло, и все предатели веры уйдут к нему в Пекло, пополнят ряды его воинства… Зачем же он все это затеял и поддержал ваши намерения, отец?
— Зло, сынок, оно очень умное и изощренное, — тихим голосом произнес ДажьБог, и, повернув на мгновение голову, поглядел назад. А там в той далекой небесной дали, где-то совсем рядом с розоватой туманностью, вдруг, что-то блеснуло ярко, ярко. — Оно, наверняка, умнее добра… разумнее, не мудрее, а именно разумнее. А сам повелитель тьмы Чернобог, он всегда бился с добром и светом… Но он не только любит победу, он любит и саму битву, и само сражение, и именно этим живет, смысл его жизни извечная борьба… борьба с добром и нами… Когда-то он послал своих демонов и они шептали в уши Альби-Сантави, они учили его новой вере, они бились и сражались с теми, кто отвергал ее… Но сейчас в Нелли не осталось ратников света, а те, что еще верят в свет… их знание такие…мягко говоря, такие не верные, что они все после смерти идут в Пекло… И нет борьбы, нет сражения для Чернобога, для его демонов… Именно поэтому он позволил тебе пройти этот путь, позволил излечить ногу, чтобы ты мог быть сильным, потому как на исполнение того, что предстоит тебе сделать, уйдет много твоих душевных и физических сил… И, будем, мальчик мой, справедливы, к нему, — и ДажьБог негромко засмеялся. — Видеть в Пекле сына своего злейшего врага… позволить ему выручить душу матери… излечить свою ногу, осветляя душу… О! мне очень жаль Чернобога! Сколько он несчастный, пережил неприятных моментов, покуда ты был там.