На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
Хотелось бы также отметить, что поэтика псалмопевческих стихотворений Державина довольно самобытна и тесно связана с русской традицией, которая восходит к далеким временам Владимира Мономаха.
Отличное знание священного писания Державин приобрел у сельского дьячка и своей матери, которая всеми силами старалась пристрастить сына к чтению духовных книг. Поэтому в его лирике так часто встречаются многочисленные цитаты из Ветхого и Нового Заветов, которые трактуются автором довольно своеобразно. Безусловно, чтобы вникнуть в самую суть державинской поэзии, надо обладать не только особым состоянием души, но и уметь вживаться в ту поэтическую традицию, которая, к сожалению, сейчас практически утеряна. Творчество Державина является достоянием русской литературы, которая во все времена была богата удивительными талантами. Великий поэт не только раскрыл неисчерпаемые возможности классицизма, но и проложил путь для романтической поэзии.
Державин о назначении поэта
Гаврила Романович Державин вступил в литературу уже немолодым человеком со стихами, говорившими о бренности жизни, о смерти и бессмертии. И закончил путь монументальным восьмистишием, одой «На тленность». Он написал оду за два дня до кончины и подтвердил этим, что остался поэтом в мире до гробовой доски. Многие современники Державина считали его придворным поэтом. Но он никогда таковым не был, Державин не мог стать ручным стихотворцем хотя бы из-за своего горячего нрава. «В правде черт», – говорил он сам о себе. Характер заставлял его наперекор вельможам и царям говорить «истину... с улыбкой». Ясно, что без простодушной улыбки, себе на уме, царям ничего не скажешь.
А Державин говорил и умел, пусть не всегда, добиваться своего, зная, что правда на его стороне. В сознании своей правоты он обращался в стихах в Богу, к Высшему Судии. Находясь под судом после тамбовского губернаторства, в оде «Величество Божие» он создает гимн во славу Творца, но не может не воскликнуть: «Но грешных пламя и язык Да истребит десницы строга!»
Эта мысль была почерпнута поэтом из одного из псалмов книги Давида. После счастливого оправдания Державин обращается еще к одному псалму, «Милость и суд воспою Тебе, Господи», и под гнетом мучающих его размышлений о суде и справедливости поэт вновь и вновь развивает излюбленную тему, используя ту же неисчерпаемую книгу Давида.
В переложении из псалма «Доказательство творческого бытия» поэт рисует величественную картину мира: