Тельма не спеша жевала очередной кусок цыпленка. С ее подбородка нитями свисал расплавленный тертый сыр «моцарелла».
— Я думаю, молодой человек, что вам с Салли стоило бы поехать куда-нибудь в тихое местечко и пообжиматься. В жизни не видала, чтобы девушка была в таком смятении, как бедняжка Салли. У нее все вверх дном. От Амабель же ничего толком не добьешься. Она сказала только, что у тебя были трудные времена и сейчас ты приходишь в себя после неудачного замужества. Амабель сказала, что никто из нас не должен говорить никому ни слова и что тебе нужен мир и покой. Можешь не волноваться, Салли, в Коуве никто не станет звонить в полицию и доносить на тебя.
— Спасибо, мэм.
— Зови меня Тельмой, Салли. Ну, так что вам обоим известно про того юриста — большую шишку из Вашингтона, которого недавно убили?
Джеймсу показалось, что Салли упадет в обморок и рухнет прямо в жаркое из цыплят. Ее лицо стало бледнее, чем сама смерть. Он поспешил ответить с полнейшей невозмутимостью:
— Думаю, что нам известно не больше, чем кому-нибудь еще, Тельма. Вот вы, например, что об этом знаете?
— Поскольку я — единственная, у кого есть по-настоящему работающий нормальный телевизор, то я знаю в сотню раз больше, чем кто бы то ни было в этом городе. Вы, например, знаете, что муж сбежавшей дочери выступал по телевизору и умолял ее вернуться? Он говорил, что волнуется, что она, дескать, была немного не в себе и не понимала, что делает. Сказал еще, что она больна и не отвечает за свои поступки. Он заявил, что по-настоящему о ней беспокоится, и хочет, чтобы она вернулась, и он бы тогда смог о ней позаботиться. Вы это знали? Это уже кое-что, верно?
Теперь Салли уже не упадет лицом в тарелку: у Квинлана было такое ощущение, что она попросту превращается в камень.
— И когда же вы это слышали, Тельма? — спросил он небрежно, думая в этот момент, что ему вряд ли когда-нибудь в жизни захочется съесть еще кусочек этого жаркого по-итальянски.
— Это передавали по каналу Си-эн-эн. По Си-эн-эн можно услышать все, что угодно.
— Не помните, что еще он говорил?
— Да все о том же. Довольно убедительно умолял с экрана, выглядел очень искренним. Красивый мужчина, но какой-то слишком уж прилизанный. И еще, насколько я могу судить, у него слабый подбородок. А что вы оба об этом думаете?
— Совсем ничего, — ответила Салли. Джеймс с удовольствием отметил, что в ее голосе не прозвучало страха.
Казалось, Тельма не замечала, что ее слушатели перестали есть. Она добавила со смешком:
— Вот Джеймс мне нравится. Он совсем не такой холеный и нежный, как муж той бедняжки. О нет. К тому же он не мажет волосы всеми этими муссами и гелями для укладки. Готова поклясться, что муж бедной девочки никогда бы не воспользовался таким славным большим пистолетом, какой Джеймс носит под пиджаком. Ни за что! У него, должно быть, есть один из тех маленьких дамских «дерринджеров». В общем, что ни говорите, а на мой вкус он слишком лощеный. Вот что я тебе скажу, Салли: коль скоро Джеймс оказался здесь, я бы посоветовала тебе воспользоваться им на всю катушку. Мой покойный муж всегда говорил: Тельма, мужчины любят, когда их используют. Используй меня. Да, мне все еще очень не хватает Билли. Он ведь, знаете, подхватил пневмонию тогда, в тысяча девятьсот пятьдесят шестом, и сгорел в четыре дня. Как жаль! — Она вздохнула и взяла еще один кусок цыпленка.