Казалось, я лежу в этом дупле много-много дней. Меня раздирала боль. Болело все - от кончиков ушей до кончиков когтей. И хотя как целительница я знала, как позаботиться о себе, от слабости я даже не смогла проглотить принесенные с собой ягоды.
Наконец, все кончилось. Три крошечных комочка лежали рядом со мной на сухих листьях. Два из них тоненько попискивали, а третий застыл неподвижно.
Я осторожно прикоснулась к нему лапой: он был мертв. Это была девочка. Она так и не открыла глаз.
Я подтащила оставшихся в живых котят поближе и, собрав последние силы, начала вылизывать их, пытаясь согреть. Стоило мне прикоснуться к первому котенку, как он сердито и громко завизжал. Зато вторая малышка только еле слышно хныкала и судорожно дергала лапками.
Достаточно было один раз взглянуть на первого котенка, чтобы увидеть в нем будущего воителя.
Легкие у него были очень сильные, и он так вопил, что я боялась, как бы сюда не примчалось все наше племя. И еще, стоило его сестре шелохнуться, как он тут же начинал молотить ее лапами, но бедняжка почти не реагировала на его пинки.
Я боролась за ее жизнь до последнего. Я лизала и лизала ее, но дыхание малышки становилось все слабее, пока не исчезло совсем. Ее хвостик беспомощно дернулся, моя дочка вытянулась и застыла. Я зарылась носом в ее шерсть и оцепенела от горя.
Не надо быть целительницей, чтобы истолковать этот знак! Мои дети не должны были появиться на свет! Звездное племя не хотело, чтобы они жили!
Не помню, как долго я так пролежала, прежде чем повернуться к сыну.
Никогда не забуду выражения его широкой плоской мордочки. Он был совсем мал… еще ничего не видел и едва мог доползти до моего живота, чтобы насытиться, но его морда была перекошена каким-то сильным и неистовым чувством. Каким же? Мне показалось, что я сошла с ума. Гневом? Яростью? Ненавистью!
Никогда в жизни я не видела более страшного выражения, чем то, что смотрело на меня незрячими глазами моего новорожденного сына.
Помню, как похолодела от ужаса. Может, этот котенок тоже не должен жить? Тот, кто несет в этот мир столько ненависти, станет проклятием своего племени и всего леса!
Но тут малыш запищал и уткнулся мордочкой в мой живот. Он был такой крошечный, такой беспомощный…
Возможно, я ошиблась. И эти ужасы померещились мне от боли и усталости. Это был просто котенок - мой и Клока Кометы, которого я любила больше всех на свете.
Мне нельзя было оставлять малыша себе, но я имела право отнести в племя, где он будет расти на моих глазах и станет воителем.
Я лизнула сына в макушку, и он тихонько заурчал. Сердце мое расцвело от любви и стало таким огромным, что едва не разорвало мне грудь.