– Перестань, – девушка с синими глазами посмотрела на него с укоризной.
Савва и сам не любил «ужасы», но с ней готов был смотреть что угодно.
На самом деле она оказалась ужасной трусихой, потому что при первом же напряженном моменте, вздрогнула от неожиданности вместе с половиной зала и рассыпала попокорн. Савва засмеялся, она метнула на него сердитый взгляд и заверила, что это просто случайность, просто слишком громкая тревожная музыка, и она не ожидала, что все начнется так быстро.
Он улыбнулся, отдал ей свой попкорн и стал украдкой разглядывать ее профиль, нежное лицо, которое то светилось, то погружалось во мрак, в зависимости от того, что происходило на экране.
Он не слишком вникал в суть сюжета. Кажется, какая-то девчонка, чем-то отдаленно похожая на девушку, что сидела по левую руку от него, во всяком случае у нее были такие же синие большие глаза, попала в сумасшедший дом, где всех пациенток, по очереди убивала другая девушка, которая умерла много лет назад. И главная героиня должна была по ходу фильма избежать смерти и спасти других пациенток, которых с каждой минутой оставалось все меньше. И весь фильм у зрителя должно было создаваться впечатление, что главная героиня с красивыми синими глазами скоро умрет.
Савва смотрел на экран краем глаза и думал, что это лучший ужастик в его жизни, потому что она, девушка, что сидела слева, каждый раз, вздрагивая от испуга, хваталась за его руку, а потом и вовсе перестала ее выпускать из своей ладони и только сжимала ее сильнее, когда очередную жертву находили в луже крови, подозрительно напоминающей кетчуп, или заносили над ней нож.
И если бы у него была такая возможность, он бы расцеловал всю съемочную группу, режиссера, оператора, всех актеров, статистов, что создали этот кровавый балаган, и особенно того, кому первому пришла в голову мысль пугать людей за их собственные деньги, потому что это было восхитительно, и тепло длинных пальцев, сжимавших его ладонь, проникало в самое сердце.
Он только жалел, что ужастик скоро закончится, а он хотел бы, чтобы этот фильм шел бесконечно. Она сжимала его руку, и когда делала это особенно сильно, то потом чуть поглаживала ее, как бы извиняясь.
И как раз, когда она вот так погладила его пальцы, это и случилось.
Не тогда, когда она в очередной раз крепко стиснула его ладонь, а когда мгновение спустя накрыла ее другой рукой мягким, извиняющимся жестом.
Дар зарыдал. Дар был в отчаянии.
И это так не вязалось с тем, что Савва чувствовал за секунду до этого, что поначалу он просто удивился тому, что эта мягкая рука вдруг утратила теплоту, стала прохладной, широко распахнутые глаза, устремленные на экран, перестали напоминать море, стали холодными как безжизненная снежная долина в сумерках. А потом тоска ударила его в самое сердце, сжала сердце в кулак и выжала из него всю кровь разом, так что Савва сам вцепился в ее руку. И за секунду до того, как она вскрикнула, теперь уже не от испуга, а от боли, и перестав смотреть на экран, уставилась на него удивленно, он почувствовал, каким станет мир, когда умрет девушка с синими глазами. Не та, с экрана, что бойко размахивала ножом, чье красивое лицо теперь было обильно забрызгано кутчупом, а та, что сидела слева от него и поглаживала его руку теплыми тонкими пальцами.