Это неправда, что можно любить ни на что не надеясь. Это самообман, подделка.
Ты можешь тысячу раз сказать себе, что не надеешься, даже не допускаешь мысли.
Но за тебя надеятся ваши глаза, которые украдкой любуются тем, кто для тебя недоступен.
За тебя надеются твои пальцы, которые иногда, пусть даже очень редко, касаются того, на чью взаимность ты явно не рассчитываешь.
Ты надеешься всем существом.
И только разум, который в таких делах ничего не решает, думает, что ты благородно ни на что не надеешься, что ты такой порядочный и честный.
Савва вдруг совершенно неожиданно для себя вспомнил о человеке, с приятным мягким голосом.
И ответил на звонок.
– Алло!
– Я не прошу у тебя помощи, – донесся до него звук ее голоса. – После всего, что я сказала тогда, я не могу на тебя рассчитывать. Думаю, что ты теперь ненавидишь меня. Может, это и к лучшему. Этот человек… он… в общем, все даже хуже, чем ты думаешь. Я не знаю, как буду выкручиваться, но это и не важно сейчас, ведь я сама во всем виновата. Я только хотела сказать, что забираю кое-какие вещи из квартиры и возвращаюсь домой. Этот человек, он… – и вдруг перешла на испуганный торопливый шепот, – я не могу сейчас говорить. Перезвоню. Прости меня…
И он так и не понял, просит ли она простить его за все сказанное или за то, что ей приходится прервать разговор. Он вообще ничего не понял.
Она не перезвонила.
И не взяла трубку, когда он сам набрал ее номер. «Абонент временно недоступен.» Он только понял, что она была у себя на квартире и говорила свободно, а потом что-то произошло, и она бросила трубку. Значит пришел он, этот человек с мягким голосом и умными глазами и сейчас произойдет то, о чем предупреждал Дар.
Савва надел пальто, кроссовки и вышел из квартиры.
Что-то в ней неуловимо изменилось.
Она была не совсем такой же как несколько дней назад при первой встрече. И Мешков никак не мог понять в чем состоит эта перемена.
Она и выглядела иначе. В темном деловом костюме, под которым виднелся яркий трикотажный топ, в туфлях на невысоких каблуках. Подкрашенная, с забранными в пучок волосами, она казалась более привлекательной, чем прежде. И только приглядевшись к ней по-внимательнее, он заметил, что туфли у нее стоптанные, рукава жакета протерлись на локтях, а при свете дня было заметно, что ровная поверхность тона на лице кое-где прорезана морщинами.
Она открыла ему дверь посторонилась, пропуская его в квартиру:
– Что-то вы зачастили. Соседи подумают, что у нас роман… – и улыбнулась Мешкову обольстительной по ее мнению улыбкой. И весь последующий разговор вела себя так, как-будто на самом деле он пришел не по делу, а для того, чтобы еще раз увидеть ее, что все вопросы, которые он задает ей – всего лишь повод для общения с ней. Мешков не имел ничего против. Так было даже удобнее.