* * *
Моего ненадежного сообщника не было в серой комнате. Я нашла его в гостиной, где он, решившись все-таки взять половину работы на себя, чинно разворачивал карамельку для Берты, не менее чинно советуясь с Натали относительно размера и прививания грушевых черенков. Разве сейчас не самое время этим заняться? Нашим деревьям грош цена, а он, прогуливаясь по лесу, нашел несколько красивых дичков. Не прекращая расставлять тарелки, Натали трясла кичкой, протестуя во имя обычаев, возведенных ею в ранг точных наук:
— Помилуй Бог, это невозможно! Сливы прививать нельзя: худ приплод в високосный год.
— А вишни?
— Тоже! И думать нечего до Святого Иосифа.
Безобидная беседа! Я словно вернулась во времена мирных споров, в которых в лице бабушки и Натали сталкивались поверья Франции и Бретани, сходившиеся только по двум пунктам: «В мае жениться — век маяться» и «В новолуние сеять — червь поест». К несчастью, у меня из головы не шла другая пословица, как нельзя лучше подходящая к случаю: «Когда валится не хромой и не пьяница — знать, сердце у него не на месте!» Натали не удостаивала меня взглядом. Вид у нее был трудноопределимый, отчужденный или, может быть, сдержанный. В общем, непонятный. Чтобы почувствовать себя непринужденнее, я решила вступить в разговор.
— Ладно, — говорил Морис, — подумаем об этом на следующий год.
— А почему бы тебе не купить уже привитые саженцы? — брякнула я, не подумав.
Непривычное «ты» резануло мне ухо. Морис в ужасе вытаращил глаза. Берта наморщила свой узкий лобик, и мне показалось, что рука Нат на секунду задержалась в воздухе, прежде чем поставить на стол последнюю тарелку. Оставалось только одно: стоять на своем, превратить оплошность в сознательный выбор, дать понять, что, для того чтобы упрочить мир, заявить во всеуслышание о добром согласии в доме, я решила по-дочернему говорить отчиму «ты», как и всем остальным. Нат непременно оскорбится, но уже по менее серьезным причинам, а мама только обрадуется. Во всяком случае, мы избежим других промахов, не затыкая поминутно себе рот. Морис тихо дрейфовал к двери. Я схватила серебро, оно зазвенело, помогая мне разрядить необычно сгустившийся от напряжения воздух, а я вдоволь сыпала привычными местоимениями:
— К тому же сразу видно, что ты совершенно не знаешь Залуку! Уж поверь мне, у тебя здесь никогда ничего не вырастет, кроме червивых яблок размером с орех… Ты наверх? Тогда, Морис, измерь, пожалуйста, маме температуру.
И я украдкой мигнула на Натали, стоявшую к нам спиной, внушительную и молчаливую, но уже снова невозмутимую.