– Да ладно тебе, Сват, – как-то даже напрягся Кин. – Чего ты сразу?
– Надо предусмотреть все варианты, даже самые поганые, – пожал плечами я. – А если у них есть пара пушек? Засадят несколько снарядов прямой наводкой – и все. Так что жди два дня и уходи. В случае чего мы тебя на лодках догоним, не волнуйся. И лопату не забудь, яму под захоронку копать. Дело хлопотное, но что поделаешь.
Кин вздохнул и поправил ремень автомата.
– И вот еще что. – Я глянул на лодки, которые лежали на берегу. – Из этой красоты вынь все, кроме весел, а после оттащи к бочкам, чтобы в глаза не бросались. Положи так, чтобы их мигом можно было на воду спустить.
– Ясно, – кивнул Кин. – Сделаю.
– Нашла, – крикнула с плота Настя. – Есть.
– Бери ее с собой и пошли наверх, – одобрительно ответил ей я. – Давай-давай! Валентина, – гаркнул я, войдя в ворота крепости. – Где ты есть?
– Тут я, – отозвалась она и через несколько секунд подбежала ко мне. – Чего?
– Значит, так, Валюха, – негромко сказал ей я. – Берешь Сережку… Ты знаешь Сережку, пацана такого, мелкого совсем?
– Конечно, – заверила меня она. – Я с ним в салочки играла уже. Хороший мальчишка, ласковый такой. Мамку только ждет очень, ну, настоящую, по ночам плачет.
– Ну вот, – продолжил я. – Его берешь и идешь вниз, на берег, к плоту. Минут через сорок, край через час, плот отчалит от нашего берега и двинется вниз по течению. Вы оба уплываете вместе с ним.
– Все так плохо? – Валентина нахмурилась. – А если вы все, то как тогда мы?
– С тобой будут Рэнди, Кин, Лена-толмач, не пропадете. И еще, Валентина, бросай мне это: «Если вы все». Не отпевай ты нашу группу раньше времени.
– Ну да, если ты меня с дитем отсылаешь, стало быть, не так все здорово. – Валентина, похоже, нацелилась всплакнуть.
– Валька, не зли меня, – нахмурился я. – И смотри никому не говори, что, куда и как, ясно?
– Ясно. – Валентина совсем поникла. – Пойду хоть рыбы с собой прихвачу. Ребенка кормить надо будет.
От утеса послышался шум – заработала лебедка.
– Одессит, – рявкнул я. – Где ты бродишь, морская душа?
– Туточки я, – буквально из-за угла вывернулась знакомая фигура в набедренной повязке. – И шо примечательно – это имя мне идет, как свое родное. Да, шоб вы знали, мама, дай ей бог мягкую перину и миску каши там, где она сейчас есть, называла меня Жорой. Но вы можете звать меня Одессит, таки я не против.
– Отвык я от твоей трескотни, – хмыкнул я. – Стало быть, так: идешь вон туда, где громыхает лебедка. Сейчас там начнут поднимать оружие и прочие хорошие дефицитные вещи. Помогаешь, охраняешь и даже руководишь.