А дни спешили бегом да скоком — к весне, к лету. На участке смонтировали и пустили в работу механизированный комплекс, и Михаил Свешнев почувствовал, как много у него освободилось сил, сделав его жизнь просторной, как мартовский день. Круговорот напряжения его мышц как бы затормозился на большой скорости. «Что за морока... Сил, чувствую, много, а слабею. Видно, мышцы жадно кинулись отдыхать...» — определил он для себя.
— В конторах смолоду сидят, а я с двенадцати лет на критическом режиме. Поздно мне было менять эти... обороты, вредно для души и тела, — жаловался Михаил Черняеву.
— А ты переведи энергию на другое, полезное для души и тела, — советовал тот полушутя.
«А он прав, черт курносый. Человек не рак, чтоб задом пятиться, — сделал вывод Михаил. — Осенью надо в техникум идти, а пока усадьбу рвом окопать, чтобы ливни почву не сносили, садом заняться».
Михаил перебрал весь сад до последней ветки и хворостинки. Сволок обрези вниз к ручью — большущая куча набралась. И сад вдруг превратился в стриженого новобранца: длинноухого, худого, с тонкими руками. Впившись корнями в каменистый холод земли, сад был еще не сама жизнь, а ее обещание.
И ударил апрель — солнцем, влагой, прозрачной синью наполнил долину от края до края. Насторожив слух, Михаил едва-едва улавливал какое-то серебряно-мелодичное разноголосье, стекавшее с высоты. Казалось, где-то в поднебесье на высочайшей ноте звенел хор, славя чудо-жизнь. Михаил замер, стоял, опершись на грабли, которыми сгребал прошлогоднюю траву.
— Слышишь? — спросил он Валентину, направляя свой слух в небо.
— Чего?
Валентина бросила копать начатую грядку, прислушалась.
— Вентиляторы на шахте зудят, — сказала она, надавливая тяжелой ногой на лопату. — Чего их слушать?
Лицо Валентины светилось розовым светом, который, казалось, исходил даже от ее одежды. В глазах плавала апрельская заволока, отражая зовущую радость ее тела — не души, потому-то одни и те же звуки они с Михаилом воспринимали по-разному.
— Азоркин к тебе приходил, — сообщила Валентина.
— Когда?
— Вечером. Хочу, говорит, с Михаилом побеседовать.
— Так это, может, он не ко мне, а к тебе заглядывал, — напомнил Михаил.