Финт, слегка нервничая, подал руку Симплисити и проследовал за четой Мэйхью в столовую. Он успешно усадил свою даму ровно там, где рассчитывала Анджела, судя по ее одобрительной улыбке.
Тут Анджела повернулась к нему и промолвила:
– Так вот, Финт, а знакомы ли вы с моим хорошим другом сэром Робертом Пилем? Сдается мне, у вас найдется немало общего. – Глаза ее искрились смехом: она отрекомендовала гостей друг другу так, как будто знакомила две пары одинаковых брюк.
Сэр Роберт Пиль улыбнулся, хотя смятенному Финту улыбка эта показалась скорее гримасой, и промолвил:
– Ах да, знаменитый Герой Флит-стрит. Мне бы хотелось потолковать с вами с глазу на глаз.
Финт встретился с ним взглядом – в лице Пиля крупными буквами читалось: «полиция». «И что, так будет всегда? – подумал юноша. – Я всегда буду тем самым парнем, который победил Суини Тодда?» Да, своя польза в том есть, что правда, то правда, но неловко-то как, все равно что носить чужие брюки – а сейчас в некотором смысле именно это он и делает. А Пиль по-прежнему пристально разглядывал тошера, словно оценивая.
Гости понемногу рассаживались. Финта подтолкнули к стулу рядом с Анджелой, Симплисити уже уселась по другую его сторону, а рядом с ней – Соломон. Сэр Роберт – «милый Боб», как называла его Анджела, – сел по другую ее руку.
– Вас это задевает, да? – понизив голос, спросила Анджела. – Когда вас называют Героем Флит-стрит, вы морщитесь, словно от боли. Вы сами не замечаете? Чарли рассказал, вы настаиваете, что факты не таковы, как кажется; вы, наверное, чувствуете, будто любая похвала вам – это проклятие мистеру Тодду, и должна сказать, это делает вам честь. По-видимому, бывает и другой героизм – которого часто не замечают. Я это запомню, поскольку пользуюсь некоторым влиянием. Порою словечко, сказанное кстати в нужном месте, приносит свои плоды. – Анджела вдруг улыбнулась и спросила: – А вам нравится рыться в канализации в поисках денег? Скажите правду, как на духу!
– Да мне лгать-то незачем, – отозвался Финт. – Это свобода, мисс, вот вам вся правда, и там довольно безопасно, если не зевать и думать головой. Думаю, я зарабатываю всяко побольше трубочиста, а сажа – дрянь редкостная, человеку совсем не на пользу. И внутри, и снаружи способна вреда наделать, чес-слово! А вот я, когда с тошерства домой прихожу, что ж, доброе старое щелочное мыло мне в помощь. Может, оно не такое душистое, зато чувствуешь себя чистым.
Разговор поневоле прервался: явились официанты, и когда грохот тарелок и столовых приборов – ой, сколько ж их! – наконец стих, мисс Бердетт-Куттс спросила: