Краем глаза я увидел, что паруса на мачтах обвисли — ветер стих, как будто боялся помешать ритуалу. Вокруг стояла мертвая тишина.
— Кровь и свет!
Резким движением купец разъял половинки шара, и в воздухе остался висеть темно-красный сгусток. Он не упал на пол, а нехотя, очень медленно опускался и при этом увеличивался в размерах, впитывая пыльцу и постепенно меняя цвет.
Потом снижение прекратилось. Раздутая пурпурная капля, словно в сомнениях, застыла над простыней. Народ затаил дыхание, ожидая, что кровь вот-вот сорвется на полотно; все были уже готовы читать узоры, которые там возникнут.
Но, вместо этого, сгусток пополз наверх.
В толпе испуганно вскрикнули.
Пульсирующий клубок поднялся над нашими головами. Люди следили за ним, заслоняясь ладонями от слепящего солнца.
Несколько секунд ничего не происходило, а потом вдруг ветер, опомнившись, оглушительно взвыл и швырнул сгусток крови на белый парус.
Клякса на парусине начала расползаться; лучи ее изламывались и пересекались друг с другом. И стало понятно, что пурпурные разводы складываются в буквы. На светлом полотнище было начертано единственное слово: ЖИВИ.
2
Горячий ветер моментально высушил кровь; кляксы потемнели и утратили яркость. Спустя минуту они выглядели уже застарелыми, как будто появились задолго до начала нашего рейса. Было тихо; люди застыли, пытаясь прийти в себя. Матрос, стоящий рядом со мной, прижимал ладонь к шее между грудиной и кадыком — рефлекторный жест в попытке уберечь душу. Он неотрывно смотрел на парус и шевелил губами — кажется, читал про себя «Огонь милосердный».
Первой не выдержала бойкая барышня.
— Живи? — прочла она вслух с недоумением в голосе. — Господа, но что это должно означать?
Все, наконец, встряхнулись и начали переглядываться, словно это реплика сняла колдовское оцепенение.
— Я полагаю, — купец задумчиво потер подбородок, — что послание адресовано кому-то из нас. Одному, конкретному человеку. И будет понятно только ему.
— Кому именно?
— Не знаю. Но вряд ли он — или она — заявит об этом во всеуслышание.
«А дядя, судя по всему, не дурак», — подумал я с интересом. Я-то как раз догадываюсь, к кому обращен призыв — присутствие моей крови в гадальном шаре не могло пройти без последствий. Но содержание мне, если честно, не очень нравится. Живи… То есть, уходить мне нельзя, а значит — еще, как минимум, один цикл? Ох, как не хочется, кто бы знал… Устал я уже — сил нет. Могу и сорваться. Тьма, ну вот кто тянул за язык эту балаболку? Гадание ей подавай… Летели бы спокойно, сели бы в Белом Стане… Зашел бы напоследок в кабак — сегодня хозяева все лучшее выставят… В общем, нашел бы, чем заняться до вечера… А дальше… Да уж, дальше не самая приятная часть…