Она — очаровывала? Эта толстая тетенька с кислой миной?
— С помощью зелий, — сказала Маргарита, прочитав все по моему лицу.
— И не брали разрешений? — кивнула я.
— На что разрешений не брали, Орхидея Семеновна? — раздался за моей спиной голос, разумеется, инспектора.
Я развернулась. Он все еще был одет в свою пижаму, а из-за своей худобы и красно-полосатости напоминал пограничный столб.
— Подслушивать нехорошо, — сказала я.
— Я просто шел мимо и услышал, — ответил он.
— И ваши допросы начнутся в полдень, — сказала я.
Кажется, я уже чувствую себя главой клана.
— Это не допрос, — возразил он, — а дружеское любопытство. К тому же, — обратился он к Орхидее, — если вы чистосердечно мне во всем признаетесь, это уменьшит наказание процентов на двадцать.
— Ага, — сказала я. — Друзья обычно так и говорят. И вообще, могли бы переодеться к завтраку.
— А я приглашен на завтрак? — улыбнулся он мне.
— Мы с вами довольно любезны, не находите? — обернулась от сковороды Маргарита.
— Да, — сказал рыжий. — И я вам за это признателен.
— Так идите и переодевайтесь, — скомандовала я, пока он снова не начал допрашивать Орхидею.
— Вас смущает мой внешний вид? — спросил этот тип меня.
Я не успела сказать, что мне вообще плевать на его внешний вид, как ответила Маргарита:
— От вашей пижамы у меня в глазах рябит. Так что пожалейте старушку и ее слабое зрение.
Я усмехнулась. Инспектор ретировался в гостиную.
— Вика, открой окно — пусть дым выветривается, — сказала мне Маргарита.
Я распахнула обе створки небольшого окна. Откуда-то издалека, от озера, доносились веселые детские голоса, которые иногда перекрикивал властный женский голос — похоже, девочки гуляли со своей няней.
Моя нога еще побаливала, и я присела на стул у стола.
Орхидея, которая все это время стояла, теребя носовой платочек и покусывая накрашенные алым губы, сказала тихо:
— Уф. Какой он суровый.
Суровый? Да он же просто обнаглевший школьник, который притворяется учителем.
— А что, — спросила я Орхидею, — вы много раз использовали зелья?
— Всегда, — сказала она. — Видишь ли, в обществе мужчин я обычно так робею, так робею, что и слова сказать не могу, а потому мне легче подлить пару капель им в бокал и они становятся такие милые, такие влюбленные. И я уже могу с ними спокойно разговаривать… Правда, — стыдливо улыбнулась она, — иногда приходится от них отбиваться чем-нибудь, чтобы не слишком приставали.
Так и представляю эту пышную Орхидею, отмахивающуюся от мужчин своей лаковой черной сумкой, как от надоедливых комаров.
— Знаешь, — сказала Маргарита Орхидее, ставя на стол тарелку с горкой оладий, — ты лучше про это инспектору не рассказывай. Это все ерунда, так, мелкие женские развлечения.