— Серебряные двери окислились от времени, — возразил Зама Хан. — Вдвоем нам их не открыть.
— Значит, этот несчастный путник, умирающий от поцелуя т’мука, должен помочь тебе, иначе ты не станешь помогать ему?
Брэк проворчал:
— Вы говорите много непонятного. Кто вы? Что за сокровище вы ищете? И что такое т’мук?
Зама Хан облизал губы и склонился над варваром. Он все еще сжимал в руке кинжал.
— Т’мук — это древнее название примитивного песчаного паука, напавшего на тебя. Караванщикам он известен как Ползучая Тварь. Паук, которого ты ранил, я уверен, прячется где-то рядом. И это еще одна причина убраться отсюда до того, как зайдет луна.
Зама Хан провел большим пальцем по блестящему клинку кинжала. За спиной старика Брэк увидел личико Дарит, освещенное пламенем горящего костра из кизяка. Худое, даже истощенное лицо. У девушки были черные овальные глаза, оливкового цвета кожа. Дарит казалась очень красивой, несмотря на выражение страха на лице. Девушка чувствовала зло, таящееся в ночном воздухе пустыни, оно пугало чем-то, что скрывалось в зеленых жестоких глазах, смотрящих сейчас на Брэка. «Что же все-таки здесь происходит?» — подумал Брэк.
Постаравшись подавить злость, Брэк решил, что, возможно, сумеет сговориться с этим странным стариком. Он сказал:
— Проходя по вашей земле, я слышал о Чамбалоре. Что ты здесь ищешь?
— Сначала скажи, зачем ты пришел сюда, — быстро ответил Зама Хан.
— Меня зовут Брэк. Я родился в северных степях и направляюсь в Курдистан, лежащий на юге.
Зама Хан фыркнул:
— Так ты варвар! Человек, ничего не смыслящий ни в буквах, ни в цифрах, ни в магии. Ладно, чужестранец Брэк, это не имеет значения. Спина у тебя широкая и мускулистая. Уперевшись спиной в серебряные двери сокровищницы, ты наверняка их откроешь. Затем по табличкам, которые я… э… добыл у купца в Вишузине, я прочту магические слова, я разобью колдовское заклятие, охраняющее сундук из слоновой кости, который прикреплен к мраморной
глыбе, как говорят таблички. Если бы он не был прикреплен, я бы увез его вместе с глыбой. Содержимое погрузим на верблюдов, так что работа одной ночи вознаградит нас за все те годы нищеты, за унижение перед богачами и чиновниками.
— Никогда еще, отец, я не видела тебя таким… — тихо сказала Дарит. — Зло так пропитало тебя, что его уже не удалить.
— Замолчи! — крикнул Зама Хан. — Ты плоть от плоти моей, но ты мне противна.
— Не больше, чем мне противно видеть то, что ты есть на самом деле.
У Брэка снова начало жечь и дергать щеку. Он скорчился от боли и проговорил, задыхаясь: