Палач, приземистый широкоплечий, в длинной рубахе, поднял меч, покрутил над головой, развлекая народ.
Тень, отбрасываемая на площадь громадой храма Ашшура, придвинулась к самому помосту.
«Через часок придется перебраться поближе к воротам», — подумал законник.
С другой стороны площади раздался слитный цокот сотен лошадиных подков.
Головы зевак мгновенно повернулись на звук.
Палач положил меч на колоду и тоже уставился на дальний конец площади. Он стоял на возвышении, а потому видел все куда лучше, чем столпившиеся у помоста.
Царь!
— Царь! Царь Фаргал! — загудела толпа.
Вот зрелище получше, чем какое-то повешение!
Грохот подков нарастал.
Первыми, вслед за парой трубачей в зеленых одеждах, ехала царская стража, копейщики в доспехах цвета свежей крови. Алые.
Гордые. Грозные. Лучшие воины Карнагрии.
За ними — высокая, изукрашенная самоцветами, горящая золотом императорская колесница. Шесть белых коней влекли ее. Царь Фаргал!
Царь предпочел бы ехать верхом. Но рана едва затянулась, и лекарь не советовал садиться в седло еще дня три.
Потому на календарное богослужение в храм Ашшура он ехал в императорской колеснице. Как, кстати, и требовала традиция.
Рядом с царем стоял — правая рука, советник, друг — Люг Смертный Бой из соктов.
За колесницей павлиньим хвостом — блестящая свита, аристократы. А за свитой — снова всадники в алой броне.
Толпа подалась назад, раздвинулась, избегая копыт и шипов на латах коней.
Осужденный, которого все еще крепко держали трое стражников, повернул голову.
Холодные глаза царя — цвет зимнего моря — встретились с серыми глазами осужденного.
— О великий Ашшур! — пробормотал мужчина с золотым браслетом, тот, что рассердил законника.
Ястребиный профиль юноши был — точь-в-точь — профиль Владыки Карнагрии.
Царь что-то сказал.
Раздвинув конем толпу, один из приближенных подъехал к законнику.
— В чем вина этого человека? — крикнул он с высоты седла.
— Воровство, убийство стражника! — просипел оробевший законник. — Царю угодно смягчить приговор?
Придворный молча повернул коня, вернулся к колеснице.
Голова в золотом, увенчанном короной шлеме едва заметно качнулась.
Придворный вновь подъехал к законнику.
Толпа ждала, затаив дыхание.
— Пусть свершится правосудие! — торжественно произнес всадник. — Так сказал Царь!
— Помилуй ты его — они орали бы так же! — заметил вождь соктов, повысив голос, чтобы перекрыть приветственные вопли народа. — А в мальчишке что-то есть!
— Справедливость! — сурово произнес царь и тронул плечо возничего.
Колесница двинулась.
Но ни стражники, ни палач не приступили к делу, пока спины последних латников не скрылись за башней Городского Совета.