Хорошо, что во время осмотра шедевров человек носил выпивку прямо к картинам. Очень удобно. Смотришь этак вдумчиво, дескать, какой тут колор, и хряпаешь ненавязчиво. Но тут объявили горячее, и народ ринулся поглощать котлеты по-киевски. В неразберихе суеты котлеты мне не досталось. И я, расстроенный, продолжал поглощать водку-коньяк, практически на сухую. Раскланявшись с кем-то, я, слегка поплутав, попал в сортир.
О чудо, там сразу дохнуло чем-то свежим и настоящим! Я вообще люблю сталинско-ампирные ватерклозеты. В них чувствуется мощь и торжество грядущих побед. Размах – хоть на коньках катайся, зеркала – вполпомещения. Как на Неделе моды в Милане. А потолки – с парашютом сигай.
В неописуемом аромате свежевыписанной мочи стояли, с трудом поддерживая друг друга, три настоящих художника. То есть взаправдашних. Это легко можно было понять по невменяемости, по сильно жеванным штанам в сочетании с белоснежными выглаженными рубашками и дорогущими пиджаками. На подоконнике лежала газета с обмасленной горкой котлетных куриных ног и тремя бутылками разнонаполненной водки. Видимо, каждый пил из своей, индивидуальной. Действительно, что мелочиться!
– Братан, за искусство, не обессудь! – протянул мне свою бутылку один из них, рыжий.
– Ну, за эту Семицветову, что ли, – вякнул я для буржуазного приличия, чокаясь с остальными. – А может, мне за стаканом сходить, неудобно как-то, не вернисажно…
– Не бздюхай, брат, – рассудительно сказал другой, черняво-волосатый, и достал из такого же пузатого, как он сам, портфеля свежую полную бутылку. – Вот, держи! А отхлебанутую отдай Кольке, пусть свою сам жрет! Что ж мы, нищие, что ли, брата угостить не можем!
Мы выжрали. Закурили.
– М-да, – философски затянулся я. – Кто же додумался такой маразм устраивать-то?! Я, конечно, не специалист, но за такие художества надо публично пороть, и лучше в Третьяковской галерее!
– Великолепная выставка, – глотнул невпопад третий, тоже чернявый, но длинный и худощавый.
– Блеск, – немедленно отозвался рыжий. И тоже лихо засосал.
Что ж они такое несут! На вид-то вполне нормальные люди! Может, я и правда допился до чертей и не понимаю в высоком?!
– Понимаешь, старикан, – заметил мое недоумение бородатый, – понимаешь, какой базар, ну, не принято у нас на вернисажах прям в открытую обгаживать автора! Нехорошо это! Грех! Вот выйдешь и неси на улице сколько душеньке угодно! Ага?!
– А… Понятно. Тогда лучше промолчу. А то как-то тошно и кощунственно, – сразу согласился я с их жизненной позицией. – А что это вы в клозете-то сидите? Можно же и там торчать?!