– Здесь воля… – опять философски протянул рыжий. – И покой… И воздух чище. Хоть и сортиром воняет.
Остальные клюнули носами.
– И потом, – художник опять приложился, – для творческого человека сортир спасительное место. Оазис души. Вот в свое время, при горбачевском, будь он неладен, сушняке, у меня друг был, Серега. На Арбате торчал. Сейчас он в Канаде. Так вот он там матрешки втюхивал. Тогда все на Арбате торчали. Жить-то хочется. И выпить. А секли жутко. Чуть заметят с бутылкой, сразу в кутузку. Пятое отделение, может, слыхал?
Я понимающе кивнул. Кто ж не знает пятого отделения на Арбате? Да в те годы я оттуда не вылезал. Звери!
– Ну, так вот. Короче, дружбану усугубить хочется, аж уши мокнут. А как и, главное, где?! Так он что, стервец, придумал. Брал пузырь, пихал в кофр и шел в самое пятое отделение милиции. Раньше же в такие лавочки входить-выходить можно было запросто. Всех пускали. Ну вот. Он заходил, чинно поднимался на второй этаж в сортир, запирался в кабинке, спокойно выжирал и шел дальше матрешки свои впаривать. И так по восемь раз на дню. У него там и стакан свой в бачке появился, и вообще. Самое безопасное место было. Ну, не заметут же эти козлы из собственного же клозета!
– Во как бывает… – протянул водку для чоканья худой.
Я с удовольствием приложился и хотел было задать мастерам художественного промысла один давно мучающий меня вопрос. Вот в Китае вывели новую породу поросят. Зеленых. Они еще и светятся по ночам. Ну, генная инженерия и все такое. Так вот, мне дико любопытно, какого же цвета будет в итоге сало у этого хряка, когда он вырастет?! А у кого же еще спрашивать, как не у живописцев! Они же каждый день, считай, измышляют цветовые гаммы.
В дверь туалета постучали. Я удивленно оглянулся. Вот что значит интеллигенция вокруг, даже в общественную сральню стучат! Звук повторился. Потом еще. Потом начали долбить ногами. Потом я услышал знакомый всхлип:
– Коленька, мне тут одиноко и очень страшно!
Я плюнул, раскланялся с художниками, те понимающе кивали, и вышел в выставочный шум и гам. Перед дверью, конечно, стояла взъерошенная и потерянная Вероника.
– Ну, котя, я же здесь никого не знаю. Вдруг чего…
Я махнул рукой, честно схватил за вспотевшую лапку и поволок в зал. Между тем народ постепенно начал кучковаться. По интересам. У окна стояла дама, страшно представить какого возраста, отчаянно похожая на колено от бамбуковой удочки, веками хранившееся на дачном чердаке. И при этом она еще постоянно моргала. Подобное я видел только у знакомой проститутки Вали. Когда она первый раз увидела мой член, ее охватил точно такой же нервный тик. Итак, дама вещала. Другого слова не подберешь. Тогда получается, что окружающие – внимали. Так оно и было.